против ягиров. Волна уже неслась, набрав мощь, и она нахлынула на тех, кто оказался впереди, толкнула, и воздух заполнили крики животных и людей, запах горящей плоти и надрывный крик Елгана:

– Назад!

А за прикрытием огня бросились прочь защитники моста. Никто не стрелял им в спины, потому что попросту не видели за стеной пламени и суматохой. Проводив своих людей взглядом, Танияр поднял руку и произнес:

– Приветствуйте наших гостей.

И лес ожил. Он разразился градом стрел. Невидимые врагу лучники, едва отправив к дороге смертоносные жала, вновь натягивали тетиву.

– В лес! – кричал Налык. – Они рядом, найти!

Его ягиры повиновались. Они направили саулов в густоту деревьев, гонимые яростью и жаждой мести. Этим воинам страх был неведом, они готовы были умирать, но славной смертью в бою, а не как скот на скотобойне. Однако их убивали именно так, из укрытия, не спеша показаться. Ягиры жаждали поквитаться, но ловушки ждали их и здесь. Каан Зеленых земель успел хорошо подготовиться.

– Танияр! – заорал Елган. – В тебе нет чести! Покажись! Выйдите и сразитесь с нами лицом к лицу!

Танияр откинул голову и рассмеялся, не опасаясь, что его услышат за гомоном, царившим на дороге. Но смех его резко оборвался, и ледяной взгляд устремился туда, где бился в бессильной злобе его враг.

– Еще не время, – ответил каан Зеленых земель. – Но оно придет, Елган, обещаю.

– Ты позоришь своего отца! – закричал теперь Налык.

– Он гордится мной, – ответил ему Танияр и вновь поднял руку: – Уходим.

Каан развернул Тэйле и направил его прочь от места нападения. Объединенное войско оставалось всё еще слишком велико, а своих воинов было не так много, чтобы позволять противнику забирать их жизнь. Для сражения время еще не пришло, и защитники тагана, так и не проявив себя, оставили врагов сражаться с лесом, огнем и Куншале, потому что от этой переправы мало что осталось…

– Хватит!

Дернувшись в сторону, я открыла глаза и осознала, что последний вскрик был мой собственный. Дыхание вырывалось со свистом сквозь стиснутые до боли зубы. А потом внутренности скрутило спазмом, и я, упав на четвереньки, исторгла содержимое своего желудка.

– Ашити! – Эчиль обхватила меня за плечи. – Что, Ашити?

– Воды, – прохрипела я и утерла рот тыльной стороной ладони. Откинувшись на стену дома, возле которого сидела, я закрыла глаза и шумно задышала, пытаясь справиться с новым приступом тошноты.

Перед внутренним взором стояла картина чужой смерти. Да, враги. Да, они идут сюда убивать, но…

– Боги, как же это страшно, – сдавленно выдохнула я и снова содрогнулась от спазмов.

– Что ты увидела? – Юглус опустился передо мной на колено. – Что там?

– Будь милосерден, – прохрипела я. – Дай мне перевести дух.

– Каан…

– Жив, – ответила я, и меня все-таки снова вывернуло.

Тела на пиках, горящие тела, стрелы в глазницах, в горле и кровь, кровь, кровь! Столько боли, столько ярости и ненависти. Они бушевали жарче беспощадного пламени, а они еще даже не сошлись на поле брани… Боги! Зачем вы даруете людям это неистовство, зачем вселяете в сердца злобу, зачем пробуждаете в них всё самое низменное и жестокое? Зачем?!

– Зачем, Отец?! – воскликнула я и, накрыв ладонями лицо, разрыдалась от ужаса и бессилия.

– Ашити, – позвал меня Юглус, но я лишь замотала головой, захлебываясь от рыданий.

Моя истерика набирала ход. И тогда мне на голову пролилась холодная вода. Охнув, я с изумлением уставилась на ягира. Он глядел на меня внимательным, но спокойным взглядом, а после отдал опустевшую кружку Эчиль, которая принесла мне воды. Впрочем, я ее получила…

– Ашити, – повторил мой телохранитель, и теперь я смотрела на него не отрываясь. – Тебе не надо было смотреть. Ты не слушала меня, когда я говорил тебе заняться другими делами, зря.

– Я хотела знать, что с ним всё хорошо, – всё еще хрипло ответила я и скривилась от вновь подступившего рыдания. Но прозвучал резкий хлопок в ладоши, и я вновь смотрела на ягира.

– Война – это кровь, боль, смерть и ярость. Это отрубленные руки, ноги и головы. Это кишки на земле и раскрошенные кости. Ты слишком нежна для того, чтобы видеть то, о чем я говорю. Пиши свои законы, верши суд, строй курзым и отправляй шпионов, на то, что делает каан, смотреть не надо.

– Я хочу знать, что он жив! – надрывно выкрикнула я и сникла. После и вовсе кивнула: – Ты прав. Это зрелище не для меня. Слишком… всё слишком. Но, – я снова заглянула Юглусу в глаза, – я не могу не смотреть. Видеть то, что там происходит, отвратительно. Не видеть вовсе – страшно. Я тревожусь за него.

Ягир протянул руку и провел ладонью по моим волосам, после сжал плечо и грубовато дернул на себя, впрочем, лишь для того, чтобы прижать к своей груди. Юглус утешал так, как умел, и я была ему за это благодарна.

– Что ты увидела, Ашити?

Подняв взгляд из-за плеча своего телохранителя, я увидела Эгчена. Когда он пришел? Как долго был рядом? Не знаю. Я прожила последний час в лесу, а не на каанском подворье.

– Да, что ты видела? – согласно с байчи кивнула Эчиль. – Расскажи.

– Пусть успокоится, – произнес Юглус, но я отстранилась и слабо ему улыбнулась, благодаря за заботу.

– Я в силах говорить, мне уже лучше, – сказала я, однако прежде попросила: – Мне нужно еще воды, лучше в горло. Пересохло.

– Сейчас, – ответила свояченица и велела: – Тейа, еще принеси.

Вот теперь я ощутила удивление. Выходит, услышав новости от моего телохранителя, Эчиль так и не увела дочерей. Даже испуг, вызванный рырхами, притупился перед тревогой и желанием узнать, что происходит за пределами их видимости. И Эгчен пришел, выслушав доклад. Мой взгляд заскользил по лицам тех, кто стоял на подворье, и теперь я увидела всех. Пришли ягиры, стоявшие у ворот, и те, кто сопровождал меня на прогулке, а еще, похоже, те, кто услышал новости от товарищей. А над всеми возвышалась голова Ветра, следившего за мной, и мне чудилось, что в его глазах застыло беспокойство и, кажется, интерес.

Улыбнувшись своему саулу, я поднялась с земли на лавку, машинально поправила волосы и даже одернула рукава. Даме не подобает являться в обществе растрепанной и помятой. Эту догму из прошлой жизни не могло уничтожить ни одно беспамятство.

– Держи, тетя, – произнесла Тейа, принесшая мне воду.

– Спасибо, дорогая, – с улыбкой ответила я.

После с жадностью выпила воду, выдохнула и заговорила:

– Первая засада была устроена еще на дороге…

Меня слушали внимательно даже те, кто уже знал эту часть событий. Эчиль