даже вопрос о выделении в штат управления кое-кого из старых работников треста, хотя некоторыми и был встречен недоброжелательно, всё-таки решился положительно. В результате этого постановления штат Управления морским ловом утвердили в составе 32 человек. В их числе — старые работники ДГРТ, составившие костяк аппарата: управляющий — Тихонов, его заместители — Машистов и Алёшкин, зав. плановым отделом — Андреев, зав отделом снабжения — Сристолов, зав. финансовым отделом — Воробьёв, зав. общим отделом — Вахмянина. Остальных предоставили руководству управления подобрать самим. В это же время подыскали и арендовали помещение для конторы управления. Это был магазин какого-то нэпмана, ранее торговавшего мехами. Здание находилось на Ленинской улице, недалеко от гостиницы «Версаль», там было две комнаты: одна — большая, размером около 100 кв. м (бывший торговый зал), и вторая — полутёмная, выходившая дверями во двор и служившая ранее подсобным помещением, поменьше. Большая комната наскоро была разгорожена невысокими дощатыми перегородками на несколько клетушек, одну из них занимал управляющий, другую — два заместителя и третью — плановый отдел, остальную часть помещения выделили отделу снабжения и общему отделу. В полутёмной комнате разместился небольшой склад.

В момент организации Управление морского лова получило два траулера — «Сокол» и «Палтус», два дрифтера и 12 сейнеров, на все эти суда был передан и план, составленный ещё в ДГРТ. Кроме того, Морлов заключил договоры с итальянской и немецкой фирмами, по которым в течение 1931–1932 гг. предстояло построить и передать советским командам на условиях франко-верфь ещё 20 траулеров. Морлов должен был, помимо выполнения производственной программы, подготовить команды для всех этих судов и включить их в производственную деятельность. Базой для этого флота была отведена бухта Диомид, расположенная сразу за мысом Чуркина. В момент организации управления база представляла собой берег, поросший кустами и высокой полынью. На сопке находились две полуразрушенные кирпичные казармы.

Было раннее лето, вот-вот ждали ход иваси и летней сельди. Дрифтеры вели регулярные рейсы и, хотя оба тральщика ещё весной были отправлены производственным отделом ДГРТ в район Татарского пролива, где занимались добычей камбалы, сдаваемой сахалинским промыслам (в то время нам принадлежала только северная часть острова), но они тоже требовали заботы: нужно было пополнить их углём, солью, снастями и даже людьми.

Аппарат нового управления комплектовался с большим трудом, образно выражаясь, костяк обрастал мясом плохо. К этому времени безработица во Владивостоке, как, впрочем, и во всей стране, была ликвидирована полностью. Всё больше и больше стала ощущаться нехватка кадров, особенно квалифицированных. При скудных штатах и сравнительно высоких окладах (в Управлении морского лова они были на 15 % выше, чем в других отделах ДГРТ), брать на вакантные места первых попавшихся людей не хотелось. Правда, многие служащие главной конторы ДГРТ изъявляли желание перейти в новое управление, но правлением треста принимать таких добровольцев было категорически запрещено. Вот и пришлось этому костяку-скелету взвалить всю тяжесть работы на себя, не считаясь ни со временем, ни с силами. Конечно, в таких условиях об освоении под базу отведённой бухты пока невозможно было и мечтать: на это не было средств. Пришлось на первое время сейнеры прикрепить по ближайшим промыслам и заводам, для чего Тихонову и его заместителям нужно было объехать те, которые располагались в заливе Петра Великого и на острове Путятина, договориться с каждым из управляющих о приёме вылавливаемой рыбы, о расчётах за неё и об обеспечении команды судна необходимым довольствием. Большинство управляющих пошло на это с охотой, но столкнувшись с делом по-настоящему, они, грубо говоря, взвыли, и вскоре то одному, то другому сейнеру пришлось не только сдавать свою продукцию вторым и третьим сортом, а даже попросту выбрасывать её за борт. Это отражалось и на выполнении плана всего управления, и на заработках команд.

Летние месяцы 1931 года выдались жаркими, а ход иваси, которую ловили в это время, оказался обильным. Рыба эта настолько нежная, что нахождение её на судне, даже в течении 5–6 часов, приводило к порче. На промыслах и заводах, с которыми имелась договорённость, создалось трудное положение. Каждый из них имел свою рыболовецкую флотилию, состоявшую из полутора десятков кавасаки, вымётывавших ставные невода (орудие лова, придуманное чуть ли не в доисторические времена). Косяк рыбы, идущий вдоль берега, натыкался на такой невод и забивал его целиком или проходил стороной. Улов был случайный и ничтожный, поэтому добавление новых судов, способных своим кошельковым неводом охватить весь косяк, могло сразу значительно увеличить продукцию. Это каждого управляющего обрадовало, но, когда в самом начале путины, кроме рыбы, доставленной их судами, первые же два сейнера привезли вдвое, а то и втрое больше, чем весь их флот, и обещали давать такой улов ежедневно, управляющие перепугались: недостаток рабочих рук, соли, ограниченные возможности складских помещений не позволяли принимать и своевременно обрабатывать такое обилие рыбы. Естественно, что они стали в первую очередь разгружать свои суда, кавасаки — за выловленную ими рыбу они отвечали непосредственно, а за то, что перевозили сейнеры, фактически ответственности не несли. Многие из управляющих обрушились на правление треста телеграммами и телефонными звонками с просьбами освободить их от приёма рыбы с сейнеров. Мало того, что их продукция принималась в последнюю очередь, некоторые вообще отказывались её принимать.

В ходе путины пришлось срочно перестраиваться. Тихонов или Машистов с одним из своих помощников, которых они успели себе подобрать, вынуждены были организовывать какое-то своё подсобное хозяйство для обработки выловленной рыбы. В течение нескольких дней на берегу бухты Диомид поставили примитивный навес, под которым на кольях растянули брезентовые чаны, в них и проводили засолку иваси. Простейшая обработка давала настолько низкосортную продукцию, что, по существу, являлась её порчей, но другого выхода не было. Иваси по нежности и вкусовым качествам ничем не уступала средиземноморским сардинам, и консервы заводов ДГРТ под фирменным названием «Маяк», завоевали славу на международном рынке, не говоря уже о внутреннем. Спрос на них был неограничен, а Морлов вместо десятков миллионов банок иваси производил обыкновенную мелкую селёдку, реализуемую на внутреннем рынке вторым сортом. В результате эта работа вместо валюты приносила ничтожную прибыль.

Чтобы как-то повысить качество изготовляемой продукции, Машистов придумал на этом же берегу построить примитивную коптильню и обрабатывать иваси горячим и холодным копчением. В таком виде рыба шла более высоким сортом, но, если солёную упаковывали в обыкновенные бочки, которых в ДГРТ изготавливалось достаточно, то для копчёной иваси были нужны небольшие трехкилограммовые ящики. Клёпку для них удалось достать без труда, а вот сбивание вызвало серьёзную задержку — не хватало рабочих. Осенью, когда