Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Немало труда и нервов ему стоило и выполнение третьей поставленной перед ним задачи. Алёшкин должен был комплектовать команды, отправлявшиеся за изготовленными в Италии и Германии траулерами. Как известно, таких судов было заказано двадцать. По полученным данным, к осени 1931 года первая половина их была практически готова, а к середине 1932 года должны были быть сданы все. Командам следовало прибывать на верфь за один-два месяца до окончания постройки судна, чтобы, наблюдая за ходом работы, вовремя заметить и потребовать устранения тех или иных дефектов строительства. Команда тральщика состояла из 32 человек. В первую очередь должны были выехать капитан, старший механик и радист, недели через две после них отбывала остальная часть команды. Поездка начиналась по железной дороге из Владивостока до западных границ Советского Союза, а затем через Польшу, Германию — в Гамбург или Милан, где строились суда. После окончания строительства, вместе с представителями международной регистровой организации Ллойда, команда должна была опробовать судно на ходу, получить так называемый Ллойдовский сертификат и отправиться сложным кружным путём мимо всей Европы, через Индийский и Тихий океан на новом судне, совершая путешествие в 20 тысяч километров, чтобы прибыть во Владивосток. На этот путь уходило около двух с половиной месяцев. Если учесть, что судно было сравнительно маленьким (250–З00 тонн водоизмещения), то трудностей в пути ожидалось немало. Следовательно, команды нужно было подбирать из опытных, бывалых моряков. Умение и знания в этом случае требовались от всех её членов, начиная с капитана до последнего матроса включительно.
Кроме того, все члены команды должны были зарекомендовать себя абсолютно надёжными людьми в политическом смысле, т. е. быть вполне преданными советской власти, а греха таить нечего: в то время среди жителей Владивостока, в особенности моряков, было ещё немало таких, которым советская власть пришлась не совсем по нутру и от которых в период пребывания их за границей можно было ожидать любых сюрпризов. Поэтому из многих и многих желающих поехать за пароходом в Италию или Германию, Борису Алёшкину приходилось отбирать единицы. Никаких помощников у него пока в этом деле не было, и все беседы с кандидатами, а также и проверку их через ОГПУ, он проводил лично. Но и это было ещё не всё. Требовалось получать соответствующие визы на право выезда в представительстве Наркомата иностранных дел и на право въезда в посольствах соответствующих государств. Правда, этот вопрос Алёшкин должен был улаживать только в отношении капитанов, их помощников и старших механиков, а весь остальной состав в Наркоминделе и посольствах оформляли нанятые капитаны сами. Так или иначе, а эта процедура требовала немало времени.
Наконец, самое последнее: после того как команда была оформлена, прошла все проверки и получила визы, за день до отъезда управляющий, а чаще сам Алёшкин, проводил с отъезжающими беседу. В ней, помимо указаний о том, как должны вести себя члены команды за границей, сообщалось, что по возвращении из рейса, они обязаны остаться на этом же судне и отработать определённое время в качестве рыбаков.
Борис не любил эту часть своей работы: как-никак в это время ему было всего 24 года, а напутствовал он капитанов, механиков и многих других членов команды, которым уже далеко перевалило за сорок, которые имели специальность, бывали в заграничных плаваниях по многу раз. Даже самый младший матрос, как правило, всегда был старше Бориса на два-три года. Учить людей, напоминать им, как следует вести себя в фашистской Италии или в социал-демократической Германии было, конечно, нужно. Алёшкину к этим беседам приходилось очень серьёзно готовиться. Пожалуй, только его безграничная вера в правоту дела коммунистической партии, советской власти, в правоту тех принципов, которые воспитал в нём комсомол, помогало ему с честью выполнять нелёгкое поручение, и позволяло с большей частью команды и перед их отъездом, и по возвращении из рейсов сохранять хорошие товарищеские отношения.
Может быть, именно благодаря этой работе, несмотря на свою молодость, Борис пользовался среди сотрудников своего управления, среди работников ДГРТ и Востокрыбы авторитетом. Происходило это не только из-за личных качеств Алёшкина, его стремления найти правильный, верный тон по отношению к каждому человеку, с которым его связывало дело, но и потому, что его авторитет постоянно поддерживали и председатель правления треста Беркович, и его заместитель Мерперт, которые сумели разглядеть в нём неплохого организатора, и, видимо, возлагали на него определённые надежды. Известную роль в этом сыграло и то, что Николай Александрович Тихонов — старый большевик, партизан, может быть, в силу пережитого, а может быть, по каким-то другим причинам, как оказалось, страдал хроническими, довольно часто повторявшимися запоями. При назначении его на должность управляющего правление треста не знало об этом недостатке. Попав во Владивосток, Тихонов всё чаще и сильнее стал предаваться своему пороку. Уже случалось, что сотрудники встречали его на улице пьяным. Всё чаще он пропускал работу, не выходил по два-три дня, а посланный к нему на квартиру нарочный заставал Тихонова в таком виде, что рассчитывать на него было немыслимо. Естественно, что в эти дни вся тяжесть работы по руководству управлением ложилась на его заместителей, а так как зам. по производству Машистов фактически всё своё время проводил на сейнерах, на промыслах, организовывая сдачу выловленной рыбы, или на дрифтерах, то Алёшкин, находившийся обычно на месте, всё брал на себя.
С весны 1932 года, когда положение с Тихоновым дошло до такой степени, что правление ДГРТ мириться с ним уже не могло, его сняли с должности управляющего морским ловом. Временно его обязанности были возложены на единственного коммуниста из руководства управления Бориса Яковлевича Алёшкина, но фактически ему эту работу выполнять не пришлось: чуть ли не на второй день после своего назначения он получил повестку из горвоенкомата с предписанием немедленно отбыть на переподготовку, как командира взвода, в школу военных фельдшеров, организованную при Никольск-Уссурийском военном госпитале. Летом эта школа проводила лагерные сборы, для которых набирались строевые командиры из запаса. Напрасно Алёшкин пытался доказать военкому ответственность своей работы: