— Признай, что все получилось в точности, как я и ожидал. Бекки была слепым орудием в моих руках.

— Тщеславная, самодовольная личность, — пробормотала девушка, правда, без особого пыла. — Но я так счастлива, что могу позволить себе проявить благородство. — Касси резко повернулась, радостно сверкая глазами, и прижалась к нему. — Как чудесно иметь возможность открыто выражать свои чувства, не притворяясь и не сдерживаясь.

— И что же ты чувствуешь, Кассандра? — прошептал Энтони, уверенный, что Скарджилл и синьор Доннетти уставились на них с довольными ухмылками.

Энтони хотел услышать из ее уст признание в любви. Но Касси подняла голову и лукаво прищурилась:

— Боюсь, милорд, что если мы простоим так еще немного, вы повергнете в смущение всю команду своим видом.

— И что же вы, мадам, предлагаете в столь затруднительном положении? — в тон ей осведомился граф, уже давно понявший, как необходимо терпение в тех случаях, когда речь идет о Касси.

— Вероятно, — с деланным раздражением вздохнула она, — придется пригласить вас в свою каюту.

— Твою каюту?

— Будьте же справедливы, милорд. Поскольку вы в конце концов убедили меня выйти за вас замуж, разве не честно будет разделить со мной все свои владения? Кроме того, моя половина каюты — именно та, где стоит кровать, — коварно объявила она.

— Я подумаю над этим, мадам, — серьезно пообещал граф, беря ее под руку. — Если вы к тому же угодите мне, возможно, придется проявить некоторую щедрость.

— Я постараюсь изобразить пылкую страсть. Энтони закрыл за собой дверь каюты и повернул ключ в замке.

— Теперь нам никто не помешает, мадам. При виде жены у него перехватило дыхание — Кассандра стояла посреди комнаты и, не теряя времени, сбрасывала одежду. Она раскраснелась от безуспешных попыток справиться с длинным рядом пуговиц на лифе. Энтони подошел к столу и налил два бокала вина, все еще искоса поглядывая на Касси. Она наконец освободилась от платья, спустила с плеч кружевные лямки сорочки и, поймав его взгляд, подняла лицо и взглянула на Энтони. Сорочка на мгновение задержалась на бедрах, а затем соскользнула на пол.

— Я жду тебя, муж мой.

Энтони улыбнулся и поставил на стол бокалы.

— Неужто, любимая, мы оказались здесь не только для того, чтобы разрешить мои затруднения, но и твои?

— Да, если хочешь знать правду, несчастный! У меня все болит.., тут.

Она легонько коснулась треугольника золотистых завитков. Глаза Энтони искрились весельем.

— Желаю, чтобы у меня всегда находилось лекарство от подобного недомогания, миледи.

— И я тоже, милорд.

Оставшись обнаженным, граф взял ее за руку и повел к кровати. Сначала они ласкали друг друга не спеша, почти лениво, наслаждаясь взаимными прикосновениями. Касси отчаянно хотела давать, давать так же беззаветно, как всегда давал он. Высвободившись из объятий Энтони, она дотронулась губами до широкой груди и проложила дорожку из поцелуев к упругим мускулам живота. Положив голову на бедро мужа, она, чуть дыша, стала ласкать вздымавшийся отросток, вдыхая терпкий мужской запах.

Энтони понял, какое чувство владеет ею, как велико желание доказать ему свою любовь. В это мгновение тело его напряглось, как тетива: плоть словно просила ласки ее губ. Полные груди прижались к его животу, и он услышал, как колотится ее сердце. Когда ее губы, наконец, нежно завладели им, Энтони показалось, что его тело сейчас его предаст, и он попытался отстраниться, но Касси ему не позволила. Она неистово ласкала его языком, и когда Энтони застонал, ей почудилось, что она сейчас умрет от наслаждения.

Не в силах больше вынести сладостной пытки Энтони сжал ее лицо ладонями и потянул Касси наверх. Она молчала, глазами вопрошая, каковы его желания.

Энтони, что-то несвязно пробормотав, посадил Касси на себя и ворвался в нее, пронзая насквозь, осыпая поцелуями, пока Касси не обезумела. Захваченная собственными ощущениями, она едва почувствовала, как он взорвался внутри. Ей хотелось одного — навеки продлить это мгновение.

— Я люблю тебя, — прошептала она, откидывая с его лба темные волосы.

— А я — тебя, — кивнул граф, вспомнив в эту минуту о бесконечном плавании вокруг земного шара, долгих одиноких ночах в этой самой каюте, когда в сердце — ничего, ничего, кроме ярости и неотвязного страха. — В воображении я попеременно бил тебя, насиловал и умолял вернуться. Потом представлял тебя мертвой, и это злило меня куда больше, потому что в таком случае ты избежала бы моего гнева и злобы, копившейся в душе.

Несколько секунд Касси молчала, осознавая смысл так неожиданно вырвавшихся у мужа слов.

— По крайней мере ты не возненавидел себя. Видишь ли, я и представить не могла, что ты отправишься за мной. Я думала, что потеряла тебя навсегда.

Он сжал ее крепко, почти до боли обнял.

— Знаешь, я столько раз представлял эту встречу в Кеннеди-Хаус, что даже репетировал речь, с которой обращусь к тебе.., потому что к тому времени был уверен: я потерял тебя, и ты с радостью бросилась в объятия Линдхерста.

Касси поудобнее уткнулась подбородком в ложбинку у него на груди и снова вспомнила о ребенке. Но сегодня она все равно промолчит: это их брачная ночь, ночь для двоих. Возможно, завтра, она все откроет.

Касси подняла голову и поцеловала мужа в губы.

— А ты знаешь, что я почувствовала, впервые увидев тебя в Нью-Йорке?

— Что дьявол снова явился за тобой?

— Нет, ничего столь драматичного. Если хочешь знать, я нашла тебя неотразимым, ошеломляюще прекрасным. Только гнев делал тебя незнакомым, даже чужим. В этот миг я бы с радостью упала в обморок, причем непритворный.

— Твоя гордость так же велика, как моя, сага, и ты воздала мне мерой за меру. — Граф широко улыбнулся и обнял Касси. — Сегодня ты ни разу не пожаловалась на свое плечо, дорогая. Возможно, не стоит откладывать обещанную трепку.

— Оно ужасно болит, милорд, просто я истинный стоик. Ты обещал мне два дня, а слово нужно держать.

На мгновение граф ей поверил, и глаза его тревожно сузились. Но Касси тут же фыркнула и, обняв мужа, привстала и прижала его лицо к своей груди.

— Если мне придется отправиться на тот свет, Кассандра, задохнувшись под тяжестью твоих грудей, — сообщил он, после того как она освободила его, — я с радостью покорюсь такой участи. — И, расплывшись в улыбке, добавил; — Просто не верится.

— Чему именно, милорд?

— Что ты еще не спишь, дорогая. Неужели я подарил тебе так мало наслаждения, что наша любовь больше не служит для тебя сонным зельем?

— Я никогда не осмелюсь быть настолько невнимательной к своему мужу, — заверила его Касси, — только к любовнику.