– Варя, я не хочу, я не буду больше ждать! – глухо, почти с угрозой перебил он. – Сколько можно мне гоняться за тобой? И я, ей-богу, шагу отсюда не сделаю! Плевать на все приличия и на эту дурёху в шали внизу! Ужас как старалась меня выставить до темноты! А я не ушёл, ибо уже учёный! Только отвернись – и ты опять умчишься куда-то! А мне снова сходи с ума, строчи дурацкие письма, бегай за тобой по заграницам… Хватит, Варя, я больше не могу! Я тоже живой человек! Я три года места себе не находил, и, между прочим, застрелился бы, если бы не маменька! Не мог же я, в самом деле, бросить на неё всё хозяйство, Аннет и Кольку-дурака…Ты выйдешь за меня, чёрт возьми, или нет?!

– Да… Да, да… Не кричите только. – она улыбнулась сквозь слёзы, подняв к Сергею мокрое, сияющее лицо.

– Не плачь. – тихо сказал он, обнимая Варю и крепко, сильно прижимая её к себе. – Я всю свою жизнь положу на то, чтобы беречь тебя от слёз.

В окно вошёл месяц. Тихим и ровным светом он залил маленькую комнатку, проник во все углы. Заскреблась под полом и тут же испуганно затихла мышь. Чусть слышно засвистел сверчок за печью. Что-то грохнуло в сенях, и Варя, догадавшись, что это бдит неутомимая Флёнушка, тихонько улыбнулась сквозь слёзы. А Сергей и не услышал, не заметил ничего: он снова целовал один за другим пальцы своей невесты и что-то сбивчиво, торопливо шептал.

Эпилог

В середине сентября, на Федорин день, Никита Закатов возвращался из уездного города. День был ветреным, холодным. Низкие тучи сыпали дождём, в дорожных колеях стояла вода. Закатов совсем замёрз в своём скрипучем доходяге-тарантасе и поэтому даже обрадовался мрачному сообщению кучера о том, что Сивый хромает всё сильней.

– Говорил я вам, барин, что в Бельске перековать надо было! Там и кузнец знакомый, и цена пристойная… А вам, вынь да положь, домой поскорее! Вот теперь, хочешь-не хочешь, а на станции задержимся! И ведь всего-то десять вёрст до дому осталось!

– Ну и что? Сворачивай и договаривайся в кузне. Я подожду. – Закатов в самом деле спешил домой: съезд мировых посредников в Бельске длился добрых две недели. Как и ожидалось, ничего толкового произнесено не было. А дома осталась Маняша, которая, как уверен был Никита, каждый вечер отчаянно вопила, требуя тятю, покататься верхом на Вороне и почитать «Руслана и Людмилу». Ничего из вышеперечисленного Дунька предоставить своей барышне не могла, и посему Закатову стоило поторапливаться.

Ещё с полверсты, каждый миг рискуя завалиться набок, тарантас влёкся до казённой почтовой станции на развилке дорог. Станционная изба была разделена пополам бревенчатой перегородкой: в одной части находилась комната для ожидающих, в другой – трактир. Во дворе дымила трубой кузница. Кузьма повернул лошадей, вкатился через глинистую, жёлтую лужу в распахнутые ворота и сразу же принялся ругаться с огромным возчиком, перегородившим своей телегой весь двор. Закатов не стал дожидаться, чем закончится баталия, и, подобрав полы отсыревшей шинели, прошёл внутрь.

В горнице было душно, накурено и шумно: несколько человек дожидалось лошадей, и среди них была даже пара казённых курьеров. Увидев ещё одну фигуру в шинели и фуражке, измученный смотритель сразу же сообщил, что свободных лошадей нет и до завтра не появится, так что их благородие сами должны разуметь… Закатов поспешил сообщить, что лошади ему не нужны и через час он тронется далее. Смотритель сразу успокоился:

– И слава Богу! Сами изволите видеть, что творится: дорогу развезло, лошадей даже для казённой надобности нету… вон, господин губернский секретарь второй день дожидаются! А перековать, конечно, можно, это наш Иван мигом устроит… Самоварчик покуда не изволите ли? Соблаговолите на другую половину, в трактир пройти!

В трактире, к удивлению Закатова, было пусто: лишь у окна толковали о своих делах два купца в широченных армяках, да возле дальней стены виднелся неподвижный женский силуэт.

– Вот здесь извольте присесть, удобно вашей милости будет. – зевающий слуга проводил Закатова к столу, покрытому линялой скатертью в застарелых пятнах. – Селёдочки прикажете, аль сразу обед нести? Шти у нас нынче недурные, и селянку с карасями можно заказать…

От обеда Закатов отказался и спросил только самовар. Слуга ушёл, а Никита, отвернувшись к окну, стал смотреть, как капли дождя сползают по ржавым, поникшим листьям калины в палисаднике. От тепла сразу же захотелось спать, но он не давал себе задремать, зная, что через час за ним явится Кузьма.

Самовар всё не несли. Из-за стены доносился испуганный стрёкот смотрителя, его перебивал густой и недовольный бас: «Да говорю я тебе, скотина, что у меня казённая надобность! Где хочешь бери лошадей, сволочь, но чтобы через час!..» Купцам подали экипаж, и они, по-прежнему споря и размахивая руками, прошли мимо Закатова к дверям. Он остался наедине с дамой.

Та сидела не двигаясь и за всё время, что Закатов находился в трактире, не изменила позы. Лицо дамы было в тени, и Никита даже не мог увидеть, стара она или молода. У ног незнакомки поблёскивала довольно большая лужа: очевидно, женщина даже не пыталась снять и высушить свою накидку.

«Что она здесь делает?» – изумлённо думал Закатов. – «Одна… кажется, даже без прислуги… Да и мокрая ведь вся! Чего она ждёт?»

– Откуда эта барыня, братец? – тихо спросил он, когда слуга принёс самовар. – Лошадей ожидает?

– Да мы и сами, изволите видеть, не ведаем. – так же тихо ответил слуга, косясь на застывшую фигуру у стены. – Вчера под вечер прибыли и цельную ночь вот так и просидели. Лошадей не спрашивали, чаю им подали – пить не стали… Сидят не движутся, совестно даже и беспокоить… а ведь место денег стоит!

– Прислуга есть? Экипаж? На чем-то ведь эта дама прибыла?

– Никак нет, никакого экипажу и даже девки с ними нет! По всему выходит, что пешком прибыть изволили.

– Как «пешком»? По такой-то погоде?! И не сказала, откуда и куда?

Слуга только пожал плечами.

– Хозяин, Трифон Андреич, уж тревожутся. Может, барыня до ночи сидеть пожелают, а то ещё, не ровен час, помирать тут вздумают… что делать-то с ними? Пробовали мы спрашивать осторожненько: куда вояжь держите?.. Ничего не ответили и сами все такие опрокинутые, будто и по-русски не понимают. Может, знакомая ваша? – с надеждой спросил он. – Им бы ехать отсюда надобно… Места, видите ль, мало! К ночи столько проезжих понабьётся, что каждая лавка на счету будет…

Слуга ушёл, продолжая вполголоса сокрушаться. Отхлёбывая из стакана горький чай, Закатов в нерешительности поглядывал на даму у окна. «Кто же это? Одна, невесть куда направляется… Судя по всему, и без денег. Кабы хоть какая-то знакомая, можно было бы предложить помощь. А может, просто ждёт кого-то, а те запаздывают?» Размышляя, Никита допил чай и услышал со двора бодрый призыв своего Кузьмы:

– Бари-ин! Никита Владимирыч! Ехать можно!

Закатов поднялся, взял с лавки так и не просохшую шинель. Некоторое время стоял в сомнении. Затем, решившись, пересёк трактир.