– За несколько месяцев до этого Вуди исключили из футбольной команды Мэдисона.

– Да, помню.

– По официальной версии, он порвал связки и не мог больше играть. Твои дядя с тетей немедленно приехали в Мэдисон. Вуди не хотел ничего им говорить, но я рассказал им правду. Рассказал, что у Вуди положительная проба на талацен. Тогда, 14 февраля 2002 года, твоя тетя приехала ко мне в Нью-Йорк, потому что выяснила две вещи, которые ее потрясли.

И вот десять лет спустя Патрик наконец рассказал мне, что произошло на День святого Валентина.

Тетя Анита отпросилась из госпиталя, чтобы приготовить для них с мужем вечер в честь Дня влюбленных. В середине дня она поехала за чем-то в супермаркет Оук-Парка. И заодно зашла в аптеку.

Управляющий, ее добрый знакомый, отдав ей покупки, потребовал у нее рецепт, который не мог получить уже несколько месяцев.

– Какой рецепт? – спросила она.

– Рецепт на талацен, – ответил фармацевт. – Ваш сын осенью купил несколько упаковок. И сказал, что вы занесете рецепт.

– Мой сын? Гиллель?

– Да, Гиллель. Я согласился, потому что прекрасно знаю вас. Чтобы оказать ему услугу. Вообще-то я никогда таких вещей не делаю. Мне нужен рецепт, доктор Гольдман.

Она почувствовала, что у нее подкосились ноги. Пообещала до вечера принести рецепт и вернулась домой. Ее тошнило, это был какой-то кошмарный сон. Неужели Гиллель купил талацен по просьбе Вуди? Или подмешивал ему без его ведома?

Зазвонил телефон. Она сняла трубку. Звонили из банка. Насчет выплаты кредита за дом в Оук-Парке. Анита сказала, что это ошибка: кредит они давным-давно выплатили. Но собеседник настаивал:

– Миссис Гольдман, вы в августе взяли новый кредит. Ваш муж представил документы с вашей подписью. Дом заложен за шесть миллионов долларов.

Дядя Сол спонсировал стадион, взяв заем на шесть миллионов. Дом в Оук-Парке был принесен в жертву его уязвленному эго.

Ее охватила паника. Она перерыла письменный стол мужа и все его личные вещи. И в спортивной сумке, с которой он ходил играть в теннис, нашла бухгалтерские документы, которые никогда раньше не видела.

Тетя Анита немедленно позвонила дяде Солу. Между ними произошла бурная ссора. Она заявила, что больше не намерена его терпеть и уходит от него. Села в свою машину, захватив бухгалтерскую отчетность, и поехала, куда глаза глядят. В конце концов позвонила Патрику Невиллу и попросила о помощи. Она была в полном отчаянии, и он предложил ей приехать в Нью-Йорк.

В тот вечер Патрик собирался поужинать вдвоем с одной молодой женщиной: они работали вместе, и она ему нравилась. Он отменил встречу. Тетя Анита, увидев на столе шампанское, пожалела, что помешала Патрику в День святого Валентина. Он настоял, чтобы она осталась.

– Никуда вы не пойдете, – сказал он. – Я вас никогда не видел в таком состоянии. Рассказывайте, что у вас происходит.

Она рассказала все – и про талацен, и про заложенный дом. Она хотела, чтобы Патрик, если Гиллель давал Вуди допинг без его ведома, вступился за него в университете и восстановил его доброе имя. Она надеялась, что его карьеру еще можно спасти. Кроме того, она хотела, чтобы Патрик нашел какой-нибудь способ разорвать контракт, связывающий Сола с университетом, вернуть хоть какую-то часть их денег и спасти дом.

Потом она показала ему привезенные с собой документы. Патрик внимательно их изучил: они дьявольски смахивали на поддельную бухгалтерскую отчетность.

– Похоже, Сол выводит деньги конторы на один из своих банковских счетов. А потом маскирует это дело и фальсифицирует цифры в счетах, которые выставляет клиентам.

– Но зачем ему заниматься подобными вещами?

– Чтобы сократить сумму займа. Ему, наверно, трудно его выплачивать.

Патрик предложил Аните поужинать. Сказал, что она может оставаться у него столько, сколько хочет. А потом вдруг зазвонил телефон. Портье сказал, что здесь Вуди и что он хочет подняться. Патрик попросил Аниту посидеть пока в одной из спален. Вуди вошел в квартиру.

Остальное я знал.

Когда Патрик замолчал, я долго сидел совершенно ошеломленный, не в силах вымолвить ни слова. Но сюрпризы на том не кончились. Чуть позже Патрик рассказал, что говорил с Гиллелем про талацен. Поехал к нему в Мэдисон и заставил признаться во всем.

Гиллель сказал, что вечером 14 февраля между ним и Вуди произошла страшная ссора. Вуди обнаружил спрятанные в шкафу остатки талацена. Гиллель не озаботился тем, чтобы их выбросить.

– Ты давал Вуди допинг без его ведома? – Патрик был в отчаянии.

– Я хотел, чтобы его выгнали из футбольной команды. Выяснил список запрещенных препаратов, талацен было проще всего достать. А дальше оставалось только подмешать порошки к протеинам и пищевым добавкам, которые принимал Вуди.

– Но зачем ты это сделал?

– Я ему страшно завидовал.

– Ты? Завидовал Вуди?

– У родителей он ходил в любимчиках. Это было ясно. Все внимание только ему. Это я понял, когда нас разлучили и мне пришлось поехать в специальную школу. Родители просто выгнали меня из Балтимора. А вот Вуди держали при себе. Папа научил его водить машину, поощрял его заниматься футболом, водил его на матчи “Редскинз”. А я в это время где был? Торчал в говенной школе, в часе езды оттуда! Он отнял у меня родителей, а потом и мою фамилию. В университете решил называться Гольдманом. Получил благословение моих родителей на то, чтобы наше имя красовалось у него на майке. Теперь он был Великий Гольдман, футбольный чемпион. Он был нам обязан всем, мы его на улице подобрали. И когда его спрашивали, кто он такой, он всегда говорил: я приятель Гиллеля. Точкой отсчета был я. А теперь, в университете, когда я представлялся, мне говорили: “Гольдман? Как Вуди, игрок футбольной команды?” Я больше не хотел, чтобы он играл, не хотел слышать фамилию лже-Гольдмана. И в конце лета, после смерти дедушки, решил действовать. Я наводил порядок в дедушкиных бумагах и нашел его завещание. Отец нам говорил, что дедушка своей последней волей оставил нам, Вуди, Маркусу и мне, шестьдесят тысяч долларов на троих. Так вот, это была ложь. В завещании дедушки Вуди вообще не упомянут. Но отец, чтобы не обижать своего драгоценного Вуди, решил его туда включить своей волей. Вуди стало слишком много, я должен был что-то с этим делать.

Для меня это был страшный удар.

Значит, это Гиллель разрушил карьеру Вуди. Это из-за него, после ссоры с ним, Вуди кинулся к Патрику Невиллу вечером 14 февраля, налетел на тетю Аниту, и она погибла.

А дядя Сол так долго жил после Драмы в балтиморском “Марриотте” не потому, что не хотел возвращаться в дом в Оук-Парке, а потому, что дом больше ему не принадлежал. К тому моменту он уже несколько месяцев сидел без работы, деньги кончались, он не мог больше выплачивать кредит. И банк в конце концов наложил арест на дом.