вопросов, в которых он был полным нулем, а из-за того, что все шишки компании отца то и дело посматривали на него, оценивая, на что способен наследник. И у Игната было ощущение, что они ни во что не ставят его. Смотрят с благосклонными улыбочками, вежливо ему кивают, а глаза холодные, рыбьи. Готовые растерзать. После этого совещания отец впервые заговорил с ним. Велел после собрания прийти к нему в кабинет, на последний этаж офиса, расположенного в бизнес-центре, и, стоя у окна во всю стену, спросил:

— Ты ведь понял?

— Что именно? — удивился Игнат.

— Что при любой удобной возможности они тебя сожрут. Акционеры. Это ближний круг твоих будущих врагов. Их нужно держать на особом контроле, на крепком поводке, чередуя кнут и пряник. Сегодня они тебе улыбаются, а завтра втыкают нож в спину.

Отец говорил обыденным тоном, но Игнату стало не по себе. Ему не нравились все эти взрослые игры, он хотел прежней легкой жизни, как в Англии, когда творил, что хотел, и развлекался, как хотел, почувствовав безграничной свободы и власть больших денег. Или хотя бы как в универе в прошлом году, когда Игнат чувствовал себя выше остальных на голову, жил на расслабоне и знал, что может поставить на место любого, кто посмеет сделать что-то не так. Теперь все как будто бы изменилось, и на универ стало плевать, он будто бы вырос из этого.

— Первый дальний круг врагов — конкуренты, — продолжал отец. — С ними ты должен быть по-настоящему жестким. Либо они тебя, либо ты их, никаких исключений, никаких уступок, никакой жалости. Второй дальний круг — чиновники, взяточники и коррупционеры, которые постараются содрать с тебя как можно больше, а потом утопить в своем же дерьме. С ними нужно быть ласковыми, но осторожными. Никогда не доверять. Третий дальний круг — бандиты, часть из которых — блатные со своим сводом правил, для них ты всегда будешь лохом, которого нужно нагнуть. А часть надела дорогие костюмы с бабочками, завладела активами и продолжает колотить бабло, уйдя в «цифру». С первыми нужно быть почтительными, вторых сторониться. Они тоже будут рады порвать тебе пасть и выгрызть внутренности. Зверье.

— А кто союзники? — неожиданно спросил Игнат.

Отец помедлил, прежде чем ответить, потом повернулся и, взглянув сыну в глаза, сказал:

— Семья. Других союзников у нас нет.

Игнат нахмурился — ему стало неуютно, слово «семья» поцарапало его. У отца другая семья, Лена, ее дочь и их с мачехой будущий ребенок. А он будто чужой.

— Только семья, — повторил отец. — Только те, кого ты считаешь своей семьей. Только они будут рядом. Я понимаю, что ты зол, сын, — вдруг сказал он, не сводя с Игната усталых глаз. — Тебе кажется, будто бы я разрушил твою жизнь, обидел мать, хотя, поверь, у меня были причины.

— Какие? — вскинул брови Игнат.

Отец не захотел говорить.

— Какая уже разница?

— Это все, потому что она пила, верно? — холодно улыбнулся Игнат. — Поэтому стала тебе не нужна. К тому же постарела, стала хуже выглядеть. Перестала соответствовать образу жены бизнесмена. Но ты же понимаешь, что она стала пить после смерти Кати?

Игнат говорил дерзко и был готов к отцовской ярости — ведь правда глаза колет. Но нет, отец лишь нахмурился.

— Ты говоришь ее словами, — сказал он. — Как мальчишка. Тебе нужно научиться анализировать, а не повторять за матерью все, что она тебе говорит. Я скажу тебе один раз. Один. И больше поднимать эту тему не стану. И тебе тоже не советую. Мое решение развестись было осознанным и имело свои причины, о которых тебе я докладывать не буду. Не твое это дело. А алкоголь… Ты забываешь, что не только твоя мать потеряла дочь, но и я — тоже. Я ведь отец. Отец, который не защитил свою девочку. — Его голос дрогнул, но тут же снова стал прежним. — Я ведь тоже мог начать бухать. Бросить все и жить ради себя. Но я не мог. Потому что у меня были вы. И я должен был взять себя в руки, потому что нес за обоих ответственность. Да, я был неидеальным мужем и отцом. Но я ради вас пахал сутками напролет. Потому что хотел сделать счастливыми. Я дал тебе все, Игнат. И я дам тебе все. Но теперь я хочу жить и для себя. Я хочу счастливую семью. Хочу приходить домой и видеть женщину, которая ждет меня. Видеть детей, которые любят меня. Потому что кроме семьи никто и никогда не будет на моей стороне. А врагов у меня и так достаточно.

Отец впервые говорил Игнату нечто подобное, и тому вдруг стало неловко. Неловкость ему испытывать не нравилось, тут же включалось раздражение, а следом за ним и злость. Хочет искренность? Окей, он будет искренним.

— Я понял, отец, — тихо сказал Игнат. — Но моя семья — это еще и моя мать. Кроме меня у нее никого нет. И не будет. И мне противна мысль, что ты изменял ей со своей Леной. Я не хочу быть таким, как ты.

Отец прикрыл глаза.

— Понимаю. Но повторюсь — в последний раз — у меня были причины.

Они замолчали. Отец, видимо, сказал все, что хотел. А Игнату хоть и хотелось ему все, что скопилось на душе, но он молчал. Просто молчал.

— Иди, — велел отец. — У тебя еще много работы.

Игнат отправился к двери — для этого пришлось пересечь шикарный кабинет отца, который по размерам был как небольшая квартира. И все это время, пока шагал, чувствовал на себе взгляд. Когда Игнат подходил к двери, отец вдруг окликнул его, и тот обернулся.

— Что?

— Тебе нравится жить с нами? — громко спросил отец.

Игнат стиснул зубы. Он шутит? Да ему хочется свалить подальше! Потому что он не может смотреть на мачеху, которая ловко обводит отца вокруг пальца. И на Ярославу тоже не может смотреть. Хочется подойти к ней, взять за плечи, развернуть к себе и впиться в ее губы, чтобы она знала, что должна принадлежать только ему. Но он должен терпеть.

— Привык, — коротко ответил Игнат.

— Если тебе так не нравится,