– Нет, – отрицательно качнул головой Красницкий.

– Я знаю, – сказала Варвара.

– Можешь описать?

– Такие яхты есть почти у каждого экзома. У российского – это яхта «Океан». Водоизмещением, насколько мне помнится, около шестисот тонн. Три палубы. Длина – шестьдесят метров. Круизная скорость – двадцать два узла, максимальная – тридцать. Шесть гостевых кают, каюта владельца, VIP-каюта, зал развлечений, кают-компания, компьютерный зал и лаборатория. Отделка интерьера из красного дерева. Экипаж – что-то около тридцати человек.

– Неплохо, – пробормотал Анатолий Романович. – А оружие на борту имеется?

– Зенитно-ракетный комплекс «смерч».

– Наш, отечественный, – одобрительно сказал Новиков. – Со сверхзвуковыми ракетами. Таких ни у кого нет. Патриот этот ваш велиарх.

– Просто наши ЗРК действительно лучшие в мире, – ухмыльнулся Северцев. – Так что ни хрена не патриот, а вор и бандюга.

– Отправляйтесь, – тихо произнес Николай. – Время работает против нас.

Времени как такового нет, хотел сказать Северцев, но посмотрел на учителя и понял, что речь идет не о формальных аспектах термина «время» и не о научных формулировках. Каждый человек имел свой запас длительности бытия, свой диапазон существования, свой темп жизни, но Программа Творца заставляла людей жить вместе, в едином потоке изменения состояний, что и воспринималось людьми как время. И оно в данный момент действительно ограничивало возможности группы.

– Пошли, – сказал Северцев, цепляя браслет конвосинхрона на запястье Виктора; свой синхрон он отдал Николаю.

– Удачи! – пожелал им Анатолий Романович.

Выглядевшая утомленной Варвара хотела что-то добавить, но вместо этого подошла к Олегу, поцеловала его в щеку. Он бросил на нее успокаивающий взгляд и включил синхрон.

Темнота… падение в бездну… холод-жара… свет!

Они «сошли» с «оси S» на верхней палубе красавицы-яхты, огибающей гористый мыс какого-то острова. Очевидно, это была северная оконечность Кипра, судя по расположению солнца над горизонтом.

Прямо перед десантниками располагался на палубе бассейн с неправдоподобно яркой голубой водой. Сзади, всего в пяти шагах, вырастали из палубы купола и ажурные конструкции каких-то антенн. За этими куполами располагался твиндек с двумя контейнерами угрожающего вида и ряд серебристых выступов неизвестного назначения. На носу яхты виднелась еще одна антенна, а может быть, часть навигационного оборудования судна. И нигде ни души, ни одного постороннего звука, кроме гула двигателей и плеска волн о борта яхты.

– Может, начнем партизанскую войну? – быстро проговорил Северцев, пребывая в «полете беркута» и чувствуя некую эйфорическую окрыленность от прилива сил и раскрывшегося объема гиперчувствительности. В этом состоянии он мог бы, наверное, справиться с целым взводом бойцов противника.

– Не стоит, – ответил более трезвый Виктор. – Поломаем весь план. Нам надо сыграть конвоира и пленника, выяснить, где Лада и что с ней, и только потом начинать военные действия.

– Если действовать по-умному, на опережение… застать велиарха врасплох…

– Остынь, Север! Одним наскоком наши проблемы не решить. Слишком много барьеров надо преодолеть, чтобы добраться до велиарха. Как говорил один философ[19]: «Ум берет один барьер за другим, глупость же вообще не знает преград».

– Ладно, проехали, – буркнул Северцев, слегка пристыженный и раздосадованный; ему и в самом деле казалось, что, начни они атаку, их вполне мог ожидать успех. – Я просто хочу побыстрей закончить дело. Идем сдаваться. Где тут люки? Не будем же мы торчать на палубе и ждать, пока здесь кто-то появится.

Но ждать им не пришлось.

В одном из куполов сзади бесшумно открылась дверца, и гости мгновенно оказались в окружении чуть ли не десятка фигур в черном, вооруженных автоматами.

– Спокойно! – поднял вверх свободную руку Виктор. – Я угларх Евро-Азиатского такантая! Отведите меня к мастеру.

Вперед вышел сутулый мужчина с красным носом и шкиперской бородкой.

– Что вы себе позволяете, угларх? Это зона ПВВ[20]! Вам здесь появляться запрещено. Откуда вы узнали координаты графа?

– От верблюда, – скривил губы Виктор. – Мне нужно увидеться с мастером. У меня важная информация.

– Я триарх Шютта, можете оставить свою информацию мне. – Говорил бородач по-русски свободно, хотя и с прибалтийским акцентом.

– Эта информация не вашего уровня, триарх.

Мужчина с бородкой перевел взгляд на Северцева.

– Кто это?

– Конь в пальто, – тем же высокомерно-вызывающим тоном ответил Красницкий. – Моя добыча, объект две тысячи два.

– Северцев? – уточнил триарх Шютта. – Это славно. Как вам удалось захватить его? По нашим сведениям, он перешел на уровень свободного драйва.

– У меня нет времени отвечать на ваши вопросы, триарх, – отчеканил Виктор. – Извольте доставить нас к мастеру.

– Мастера сейчас нет, – пожал плечами Шютта. – Мы ждем его. А пока побеседуйте с экзархом.

Северцев бросил на Виктора косой взгляд. Еще оставался шанс освободиться, начни они внезапный скоростной бой. Но Виктор явно не был расположен к активным действиям.

– Ведите.

Сутулый триарх со шкиперской бородкой махнул рукой молчаливым парням в черных спецкостюмах, и те повели пленников внутрь судна. Спустились по ступенькам винтовой лестницы вниз, на первую палубу, прошли пустым коридором со стенами, обшитыми светящимися изнутри панелями, остановились у двери в носовую каюту.

Триарх постучал.

Дверь открылась, он вошел и тут же вернулся.

– Заходите.

Виктора и Северцева подтолкнули в спины, и они перешагнули порог довольно большой каюты, главной достопримечательностью которой был плоский плазменный телевизор с полутораметровой диагональю, висящий на стене.

Интерьер каюты был выдержан в псевдоолигархическом стиле: много истинно художественных вещей, картины, витрины, панели с подсветкой, отделка из красного дерева, большие окна, плавные линии мебели, мягкое освещение.

Человек у белого рояля, наигрывающий что-то умиротворяюще-осеннее, блюзовое, перестал играть, закрыл крышку рояля и повернулся к гостям. Северцев едва удержался от возгласа удивления. Это был знакомый по компании отца генерал ФСБ Герасимов.

– Приятно увидеть знакомые лица, – улыбнулся он, довольный произведенным эффектом. – Добрый день, Олег. Узнал?

– Кирилл Эдуардович, – пробормотал Северцев.

– Он самый.

– Экзарх?