– Увы, и это правда. Хотя отец твой этого не знает. Надеюсь, и не узнает, зачем расстраивать старика? Для наших игр он не подходит, несмотря на бодрость духа. Я как-то пробовал с ним беседовать о целях СКонС, он не понял, и на этом все закончилось. Может быть, сын его пойдет дальше?

Герасимов посмотрел куда-то за спину гостей, и тотчас же триарх Шютта выстрелил в затылок Виктора из имплантора. Виктор мягко свалился на пол, не издав ни звука. Северцев рванулся было к триарху, но его остановили не столько наручники конвосинхрона, сколько пренебрежительно-ироничная усмешка, скользнувшая по губам генерала.

– За что вы убили его?!

– Ну, во-первых, не убил, а только отключил. Красницкий нам еще пригодится, хотя уже и не в качестве угларха. Во-вторых, он не выходил на связь больше четырех часов, а по нашим правилам это недопустимо. Очевидно, вам каким-то образом удалось его перевербовать, а если нет, то лучше перестраховаться. Надеюсь, вы поделитесь опытом. – Он посмотрел на Шютту. – Снимите конво и уберите его.

В каюту вошли двое парней в черном, отцепили наручники синхрона и унесли Виктора.

– Вы пока свободны, Георг, – сказал экзарх.

Шютта щелкнул каблуками и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

– Только не надо демонстрировать свою технику рукопашки, – сказал Герасимов. – Мы наслышаны о твоих подвигах, Олег Андреевич. Ловко ты справился с моим коллегой Ахмадом. Но здесь это не пройдет, все пространство яхты контролируется службой VIP-охраны, при малейшем подозрении она откроет огонь на поражение. А мне не хотелось бы терять такого ценного сотрудника раньше времени.

– Я не ваш сотрудник.

– Я думаю, мы договоримся. Ахмад не смог тебя убедить, потому что не нашел подхода. Я найду. Или тебе нужен наглядный пример? Хочешь убедиться, что отсюда нет выхода?

– Не хочу.

– Ну и правильно, – с одобрением кивнул Герасимов. – Садись, побеседуем, пока появится мастер.

– Господин Крушельницкий?

Брови генерала изогнулись дугой.

– Ты знаешь больше, чем мы рассчитывали. Но все равно, садись, садись, Олег, интересно будет тебя послушать. Я не все знаю о твоих похождениях, а главное – не знаю цели. Зачем тебе понадобилось вмешиваться в эту историю с Сабировыми?

– Где Лада? – бросил Северцев, оставаясь на месте. Состояние «полета беркута» позволяло ему держать боевую форму и оценивать ситуацию адекватно. Он чувствовал, что за каждым его движением следит не одна пара глаз, каюта экзарха просматривалась охранниками, а в стены, очевидно, были вделаны скрытые телекамеры и оружие.

– Мне говорили, – кивнул экзарх с оттенком пренебрежения, – но я не поверил. Разве Лада твоя дочь?

– Нет, она мне дочь, – с вызовом ответил Северцев.

– Очаровательно, – вздохнул Герасимов. – Насколько я знаю, эта болезнь – любовь – не лечится. Хотя странно: влюбиться в женщину старше на много лет, да еще с ребенком… да еще бывшую тетрархом…

– Вам не понять.

– Увы, да. И тем не менее попробую тебя уговорить перейти на нашу сторону. Добровольно. Другие варианты не сулят для тебя ничего хорошего.

– Где Лада? Что с ней? Она жива?

Герасимов пожевал губами, разглядывая гостя с сомнением во взоре.

– Ты вообще способен говорить о деле, Олег Андреевич?

– Только после того, как вы покажете мне девочку.

– Ты разочаровываешь меня.

– Организация, ворующая детей у родителей ради каких-то своих целей, разочаровывает меня еще больше.

Экзарх поморщился.

– Мы можем ошибаться в деталях, но не ошибаемся в главном, в стратегии. Судьба девочки – сущая мелочь по сравнению с той целью, которую поставил перед собой велиарх.

– Скажите уж – господин Крушельницкий. Велиарх – коллективный организм, но Людвиг Остапович все же смог стать общим боссом, не так ли? Однако бог с ним, с велиархом, он – оператор планетарного уровня, маленький уродливый хозяйчик небольшой планеты под названием Земля. Есть и над ним начальники, я уверен, и я обещаю добраться до них, если вы сами не в состоянии навести порядок в собственных рядах. Потому что главными принципами жизни людей были и остаются этические ограничения типа «будь справедлив» и «не мешай жить другим».

Герасимов оглядел лицо говорившего прищуренными глазами, помолчал, переваривая услышанное.

– Похоже, мы не договоримся, Олег. Я знал, что ты человек упрямый, идейный и совестливый, но не думал, что настолько. А если мы захватим твоего отца? Ты все равно будешь упорствовать в свой философии?

Северцев потемнел.

Экзарх засмеялся.

– Не стесняйся, Олег Андреевич, дай волю своим чувствам, авось полегчает. У тебя на лице написано, что ты хочешь меня разорвать на куски. Попробуй, вдруг получится.

– Каждому воздастся по делам его, – расцепил челюсти Северцев, – рано или поздно. Покажите Ладу, все переговоры – потом.

– Экий ты настырный, – покачал головой генерал. – Прямо как твой отец. Его тоже трудно сбить с пути, если он уже настроился куда-то идти. Что ж, смотри.

Он подошел к столу в углу каюты, щелкнул кнопкой пульта дистанционного управления. Экран телевизора посветлел, налился жемчужным свечением и протаял в глубину. Стала видна обстановка еще одной каюты, стены которой представляли собой приборные панели. Посреди каюты находилась сложная установка со множеством грубых с виду ребер, штанг, шлангов и острых деталей, напоминающих шипастые рыбьи кости. В недрах установки находился длинный параллелепипед из неровных стеклянных окошечек, напоминающий саркофаг.

В каюте перед пультами у стен сидели двое операторов в голубых халатах. Один из них – японец с виду – поднял голову и посмотрел в объектив телекамеры.

– Доктор Йода, – сказал Герасимов, – выдвиньте на минутку инвертор.

Японец молча пробежал пальцами по клавиатуре пульта перед собой, и прозрачный саркофаг медленно выдвинулся из недр странной, создающей эффект живого организма установки.

Северцев сглотнул ком в горле.

В саркофаге лежала опутанная проводами Лада с закрытыми глазами, с кожистой шапкой на голове, похожей на шлем мотоциклиста, и с браслетами на руках и ногах.

– Что вы с ней сделали?!

– Ничего, – сказал Герасимов. – Ну, или почти ничего. Пришлось подавить ее пси-сферу, чтобы она не сбежала. Это не опасно для жизни.

Северцев сделал шаг вперед, и тотчас же что-то тихо щелкнуло в стене напротив – это раздвинулась сегментовидная, как у фотоаппарата, заслонка, открывающая упрятанный в стене ствол винтовки или пулемета.

– Отпустите ее!

Экзарх выключил телесистему, иронически посмотрел на путешественника.