Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сообщение от Шарлотты и Лу, подписанное «Лу и мальчики». Очень мило, как Белоснежка и семь гномов. Публика была прекрасная, я была под большим впечатлением от их премьер-министра – Майка Рандта. Рокар каждый год наносит ему визит, ветряки в школах, парламент, больницы. Уважение к аборигенам, к тому же он против войны в Ираке. Он мне рассказал, что однажды принял две таблетки стилнокса, после чего ему пришлось пожимать руки и здороваться перед камерами, а у него все в глазах двоилось!
Азиз потерял свои дарбуки и присоединился к нам под конец песни «Элиза», мой голос звучал хорошо, а Кристоф все еще жив. Я увидела его пустой стул, и, по словам Габ, от испуга у меня чуть глаза не вылезли из орбит.
«Мне тебя не хватает. Кейт» – от этого сообщения я заплакала, моя старая подружка немногословна, оттого это так неожиданно и мило. Шарлотта занимается в клубе танго в Буэнос-Айресе, а мы едем в Мельбурн. Сверкающие небоскребы, оранжевый закат солнца, по всей стране положительные отзывы о наших выступлениях, может, сегодня соберем полный зал?
В зоопарке со Стефаном и Кристофом, мне разрешили погладить моего дорогого вомбата, у него голова плоская, глаза широко открыты, чего нельзя сказать о спящих коалах; все ночные животные спали. Я перескочила через загородку, чтобы разбудить кенгуру. Не слишком удачная мысль! Мы потратили состояние на сладости, которые можно отыскать только в Австралии, это для Энди и компании.
Проснулась, кашляю, болит горло, это из-за посещения зоопарка и угрызений совести – я украла табличку «Просьба не беспокоить» с двери номера напротив.
Лу: «Мама, ты где? Когда возвращаешься? Мне грустно, люблю тебя. Лулу».
Кейт: «Мне тебя не хватает. Кейт».
Шарлотта: «Я наголо побрила затылок, люблю тебя».
Самое время возвращаться.
Голос не подвел, Джамель нашел мне оливковое масло, помидоры и витамин С. Голова немного кружится от вызовов на бис и оттого, что танцевала. Майк Харвей и Ник Сейв приехали и остались, они слегка подшофе, их приезд для меня честь.
Чуть ли не драма в аэропорту Сиднея… После праздничной вечеринки, длившейся до 3 часов утра, я была в сумеречном состоянии и не сразу заметила, что у меня исчез паспорт с разрешением на въезд в Новую Зеландию. Я хотела ехать налегке и оставила знаменитую сумку Биркин в камере хранения аэропорта. Кристофу пришла в голову счастливая мысль попросить поискать там, но там ничего не было, и неудивительно, паспорт оказался у меня в кармане! Все уезжают в Париж, но мы с Габ летим в Новую Зеландию, мы потрясены красотой маленького самоанца, я рассказала подруге все, что знаю об этом народе: они похожи на жителей Полинезии, но ростом обычно выше 1 м 80 см; взять, например, вон ту пожилую чету или женщину с грудным ребенком… Везде венки из цветов, я сказала Габ, что самоанцы обожают цветы, у них они повсюду. Даже за ушами. Мой фильм превратил меня в настоящего эксперта по местным обычаям, я знаю столько, что Габриэль уже не может больше меня слушать. «А эти цветы?» – весело спросила я у соседки. «Это для погребения». – «О!» Из глаз дамы брызнули слезы. Тогда я заговорила о своей матери, которая отправилась на небо, и Габ пришлось силой уводить меня, так как она заметила, что там кресты и венки. Опять я со своей непосредственностью! Габ сказала, что она не стала упоминать о своей покойной матери, Молли, чтобы не перегибать палку. Срок моей визы истекает в воскресенье, к этому дню нужно быть за пределами Австралии, и тут с этим не шутят. Мы с Габ направляемся в Апиа[313].
Что нас поразило, так это рост людей, летевших с нами в самолете! Я знала, что жители Самоа великаны, но нашим спутникам пришлось дважды обвязываться ремнем безопасности, как это делают беременные женщины, экономкласс был явно не рассчитан на их габариты!
Взбираясь на гору Апиа после четырехчасового сна в отеле «Тюситала»[314], мы исходили потом так, что скользили и спотыкались на корнях и пнях на отвесной дороге. Мы выбрали самый короткий вертикальный путь к вершине. Он занял у нас три четверти часа, тогда как более длинный занимает полтора часа. Могила Роберта Стивенсона возникла перед нами неожиданно, я могла бы зареветь, но у меня уже не было дыхания, и было страшно, как бы у бедной Габриэль не разорвалось сердце. Мы были пунцовые, как и другие страдальцы рядом с нами. Габриэль делала снимки, на одном из них я совершенно в той же позе, что и два месяца назад на Кубе в первый день съемок, – сижу на белом камне, говорю о «Тюситала», который еще не видела, как не видела и Ваилима, дом Стивенсона, и пять источников, и отвесную гряду, и духов. Я с достоинством сидела в его черном пиджаке. На сей раз я была скромной туристкой, пришедшей со своей подругой, чтобы поклониться праху знаменитого человека.
Спускались мы по длинной дороге, ничем не огражденной, еще более опасной и скользкой. Обе пару раз вскрикнули, налетев на корень, едва не свалившись в пропасть. Если начистоту, наш поход состоялся наутро после концерта в Сиднее, мы спали часа четыре, затем при взлете Габриэль тошнило. Она мне сказала, что я задремала в самолете, помню, я выронила из рук книгу Стивенсона и даже не погасила лампочку над сиденьем.
Прилетев в Апиа, мы ощутили перемену климата… он стал тропическим! Мы наняли такси, но в 16:30 выяснилось, что с самолетом неполадки и рейс отложен. Нас разбудили в 8:30 две уборщицы, я смотрела на спящую Габриэль, на ее безжизненное совершенное тело на соседней кровати – как же мы обе устали! А час спустя мы уже лезли в гору, причем я была за вожатого, отдавая себе отчет, что у нас на все про все один день. По дороге нам встретились молодые люди, тренирующиеся для Олимпийских игр. Они были в поту, у одного в руках был веер. Мы посетили Ваилима, показавшуюся суровой, но чистой, но главное – абсолютно соответствующей тому, что было выстроено для фильма, заглянули в комнату Фанни, где сохранилась вся ее одежда; она не была толстой. Позже мы нашли пляж с вулканическим песком, купались и загорали в нижнем белье, Габ повязала грудь моим шарфом; добрались мы и до кораллового рифа, посидели на нем; к несчастью, обломок рифа будет найден в моей сумке австралийскими таможенниками. Мы словно побывали в раю. Когда исчез последний луч солнца, мы вернулись, сделав несколько снимков, обе голые, меня восхитила грудь Габ – ни