Хотеп знал, что эта работа ему по плечу, однако что-то мешало ему начать работу. Когда он представлял, как фараон будет его хвалить и наградит, как он поднимет его до ранга его предшественника, даже эта картина не помогала молодому мастеру собраться. Он лишь долго смотрел на грубо вытесанные колоссы, но сделать что-либо никак не мог.

Шатаясь, он вернулся домой, влепил пощечину слуге, потому что тот спал и не успел принести нового вина. Но все спали в раскаленный полдень, однако Хотеп как будто лишился ума. Он побросал свитки папируса, вырвал из рук обиженного слуги кувшин и, дрожа, как безумный, влил себе вино в рот. Красный виноградный напиток облил ему лицо, торс и руки, но Хотеп не обратил внимания на это. Как будто преследуемый волками, он снова выбежал из дома, вскарабкался на помост, схватил молоток и резец из ящика с инструментами и дико начал стучать. Несмотря на тяжелое опьянение, он чувствовал, что каждый его удар неверен. Хотеп издал отчаянный крик, отбросил инструменты, как будто они были раскалены докрасна и уселся, плача, в пьяном отчаянии на мат из тростника, положенный на помост. Скоро он заснул. По счастливой случайности скальный массив находился уже в тени, но это был тяжелый, беспокойный сон, который не принес ему облегчения. Спустя несколько часов Хотеп проснулся. Голова у него болела, как будто в его мозгу копались «ставящие печать бога». Руки у него тряслись. Его мрачные, налитые кровью глаза уставились на бесформенные головы, как будто это были морды демонов. Хотеп дошел до ручки. Он не дожил еще до двадцати лет. Он был, конечно, одним из самых старательных скульпторов страны, однако прежде он работал свободно и непринужденно. Тогда Пиай следил за его работой, а Хотеп ваял, следуя его примеру. Теперь он остался один, а требования превосходили все, что было до этого. Казалось, талант оставил Хотепа. Его рука могла бы справиться с работой, а сердце отказывалось ее выполнять.

Хотеп сам не знал, как добрался до земли, однако внезапно, оказавшись внизу, он почувствовал приступ несказанного страха и отчаяния. У него было только одно желание: прочь отсюда, прочь от этих демонов, взгляд на которых парализует его руку.

Хотеп бросился бежать. Он бежал мимо домов и палаток в пустыню; спотыкался о камни и засохший кустарник, упал, разбил коленку и побежал дальше, пока дыхание у него не пресеклось и ослабленные вином силы не покинули его. Солнечный путь Ра приближался к концу. Подул прохладный ветер, и Хотепу показалось, что он слышит топот, как будто колоссы освободились из скал и пошли за ним.

— Нет! — закричал обезумевший. — Вы меня не достанете! До тех пор, пока я живу…

Он поднялся и побежал дальше в пустыню. Медленнее, чем раньше, но зато дольше он бежал на запад — туда, где Ра должен был взойти на свою ночную ладью. Кровь змея Апопа залила вечерний горизонт. Хотеп, задыхаясь, бежал, споткнулся, упал, вздохнул, как загнанное до смерти животное, и с трудом снова поднялся. Теперь он больше не бежал, он ковылял, спотыкался, падал и каждый раз оставался лежать дольше и дольше. Наконец у него не хватило сил, чтобы встать, и он снова услышал внушающий страх топот колоссов, который становился все громче и громче и вдруг ударился о него, и дыхание жизни у юного скульптора Хотепа прекратилось.

Было нелегко вернуть Мерит к жизни, потому что одной ногой она уже находилась в царстве Озириса и ей явно тяжело было сделать даже полшага назад. Однако, когда фараон позволил ей добавить к высочайшему посланию в Суенет несколько ничего не значащих строчек для Пиайя, она снова медленно стала возвращаться к действительности. Она позволила покормить себя молочным супом и кашей с медом, спустя много дней предприняла первые попытки ходить и даже позволила своему супругу посетить себя.

Нефертари так беспокоилась о Мерит, что схватки начались у нее почти на месяц раньше срока, и теперь к старым заботам добавились новые. Схватки оказались такими слабыми, что их было недостаточно, чтобы вытолкнуть ребенка, однако опытные врачи из Фив знали средства ускорения родов.

Рамзес вздохнул, когда крошечное создание наконец появилось на свет, и оказалось, что Хнум прислушался к молитвам Нефертари и изваял мальчика. Давно было решено, что его назовут Мери-Атум, но никто не рассчитывал, что это слабое создание проживет хотя бы несколько дней. Однако малыш охотно сосал молоко своей юной нубийской кормилицы и не выказал никакого признака болезни.

У Нефертари же вскоре после родов началось кровотечение, не сильное, но постоянное, и это побудило Незамуна, управителя двора Изис-Неферт, заметить, что царская семья должна будет еще на несколько месяцев остаться в Фивах, и все проблемы при помощи Амона будут решены. Когда Нефертари, истекая кровью, лежала на ложе родильницы, у Изис-Неферт возникла надежда вернуться в Пер-Рамзес в качестве первой супруги. Царь, как и тогда, когда младенца пришлось извлекать из утробы матери по частям, отчаянно боролся за жизнь Нефертари и использовал все средства, чтобы спасти ее. Применяли целый ряд останавливавших кровь средств, но без длительного эффекта. Что-то в теле Нефертари, должно быть, разорвалось, поэтому ей не помогали традиционные средства вроде красного вина с яйцом и медом. Местные врачи в Фивах бессильно разводили руками, и в конце концов разыскали лекарку, умевшую останавливать кровь, и срочно привезли ее во дворец.

Царь предполагал, что это очень опытная женщина, умеющая обращаться с лечебными травами, но, когда ее привели к нему, он сначала подумал, что слуги ошиблись.

Женщина была средних лет, коренастая, лицо ее грубой работы выглядело невыразимо глупым. Она посмотрела на фараона, как на невиданное явление природы, и, казалось, совсем не поняла, с кем имеет дело. Она не поклонилась, не упала на колени — просто стояла, глупо улыбалась и бормотала что-то невразумительное.

— Кого вы сюда привели? — закричал царь, разозлившись. — Она не понимает разницы между водой и кровью! Как она может нам помочь?

Сопровождавший ее лекарь постарался успокоить царя.

— Я должен просить прощения Благого Бога, потому что эта женщина действительно ничего не понимает во врачебном искусстве и так же мало в других вещах. Однако, похоже, боги избрали ее, потому что уже многократно только ее прикосновение, а иногда даже одно ее присутствие останавливало кровь.

Выбирать не приходилось, и женщину тотчас провели к Нефертари, которая, бледная и спокойная, лежала на своем ложе. Потребовали, чтобы женщина прикоснулась к ней. Знахарка медленно села на кровать, схватила маленькие руки Нефертари и некоторое время подержала их в своих больших грубых руках. Вскоре она встала, по-идиотски рассмеялась, промямлила что-то и указала на свой рот.

— Она хочет поесть, — объяснил лекарь и вывел ее из комнаты.

Кровотечение у Нефертари тотчас прекратилось и больше не возобновлялось. По приказу царя знахарка должна была оставаться во дворце до тех пор, пока Нефертари полностью не выздоровеет. Только после этого с богатыми подарками ее отослали домой Ученые лекари глубоко завидовали ей, потому что за такую способность они отдали бы половину своего состояния.