с ног на голову – или наоборот. Женщины и мужчины торгуют теми или другими товарами не по причине своей половой принадлежности, а напротив – обретают «женское» или «мужское» «Я», следуя общепринятым представлениям о том, чем им пристало или не пристало торговать.

* * *

Проведя много времени на блошином рынке, наблюдая окружающих, вступая в разговоры, торгуясь, я не могу разделить уверенности, что принадлежность к тому или иному полу является ключевым и незыблемым маркером, определяющим жизнедеятельность рынка и состав его обитателей. Можно согласиться со многими наблюдениями Мюнца и Винтера. Не обладая многолетним опытом профессионального рыночного торговца и статистическими данными социологических опросов, я бы тем не менее однозначно подтвердила их наблюдения о том, что торговля техникой и милитарией находится преимущественно в руках мужчин, а домашнюю утварь продают по большей части женщины. Невооруженным взглядом видно, что женщин среди покупателей, как правило, больше, чем мужчин, и без вступления в диалог слышно, как мужчины в пивном саду или в кафе блошиного рынка спорят о политике.

Труднее согласиться, например, с тем, что благовония продают женщины. Что антиквариатом в равной степени торгуют представители обоих полов. Что мужчины неуступчивее в торге. Мы с Игорем были свидетелями иных комбинаций. Благовониями торгуют и мужчины и женщины – как правило, азиатского происхождения. Дорогой антиквариат, в том числе домашнюю утварь музейного или коллекционного уровня в большей степени предлагают солидные мужчины – владельцы антикварных магазинов, приезжая в выходной день, чтобы компенсировать потери от обязательного закрытия магазина в конце недели, пообщаться с клиентами и друзьями, порекламировать свои товары. В отношении степени уступчивости продавца действуют такие факторы, как количество покупаемых предметов (чем больше покупаете, тем больше скидка), статус коллеги или постоянного клиента (в таких случаях цена сразу демонстративно снижается, и продавец говорит: «Стоит столько-то, но для тебя – столько-то»).

Мы встречали женщин-торговок, которые бились насмерть за назначенную цену, называли неприемлемую цену, чтобы отпугнуть нежелательного покупателя или открыто отказывались продавать свой товар, предназначенный для другой (например, исключительно своей, немецкой) клиентуры.

Вероятно, гендерные идентичности и стереотипы на блошином рынке, как и в других сферах, чаще всего действуют в комбинации с иными факторами – например, этническими, как в случае с благовониями или самым бросовым старьем, которым, как правило, торгуют старые турки и турчанки. Еще чаще решающую роль в определении товарного сектора играет наличие материального ресурса. Зарабатывание карманных денег среди «женских» мотивов торговли на блошином рынке связано, видимо, не с тем, что продавщицы – женщины, а с тем, что они домохозяйки при скаредных мужьях и не имеют других статей дохода. Одежда и обувь, продаваемая мужчинами, в среднем гораздо более высокого качества, чем то, что лежит на женских прилавках. Хотя и здесь возможны исключения из правил. Упомянутые мужчины-турки часто торгуют стоптанной пыльной обувью, а некоторые женщины выставляют на продажу предметы высокой моды и брендовую одежду в отличном состоянии. Впрочем, на мюнхенском блошином рынке мы знаем женщину – владелицу богатого поместья, одевающуюся крайне невзрачно и торгующую вещами под стать своему одеянию, как бы прячась в броню гендерного стереотипа.

В связи с темой мужественности и женственности на блошином рынке перед моим внутренним взором возникают образы его обитателей. Прежде чем поделиться собственными впечатлениями о специфике известной нам (и отчасти, по прежним главам – читателю) рыночной публики, продолжу знакомство читателя с «женскими» вещами на блошином рынке.

Страсть к дамским сумкам, или Похвала материалам

Презентацию «женских» вещей я продолжу рассказом о старых дамских сумках, которых на блошином рынке великое множество. При всем разнообразии форм, расцветок и стилей их объединяют великолепное качество и мизерная цена. Мое неравнодушие к ним поначалу вызывало недоумение и иронию Игоря:

– Зачем тебе вот эта, уже третья (седьмая, десятая) сумка?!

Если бы моя страсть разгулялась в России, я бы первая согласилась, что охота за сумочками – сумасшествие. В наших магазинах они другие: менее разнообразные и неоправданно дорогие. Современные брендовые сумки где-нибудь в Италии продаются в разы дешевле, чем у нас, но и там купить их у меня рука не поднималась, потому что на блошином рынке почти даром можно найти эксклюзив такого качества, которое уже не сыщешь ни в одном магазине.

На барахолке попадаются аксессуары люксовых фирм, которые могут позволить себе самые качественные материалы и замысловатую фурнитуру, самых крупных дизайнеров и высококлассных мастеров. Поэтому выделка кожи и других материалов совсем другая, поэтому ткань не вышаркивается, а кожа не трескается. Прикасаешься к такой вещи, берешь в руки и понимаешь, что уже не выпустишь. Потому что это – вечная вещь, стильная навсегда, образец элегантности, высокого вкуса и качества. Такие вещи нужно иметь. Они становятся эталонами, по которым можно сверять современность. Такого теперь не делают, а жаль!

* * *

Среди уникальных сумочек, каких больше не найти, встречаются предназначенные на выброс. Их я приобретала из уважения к предмету. Так случилось в Мюнхене с планшетом из крокодиловой кожи, изготовленным ориентировочно в 1960-х годах в качестве аксессуара к автомобилю «Ягуар». Использовать этот аксессуар по назначению нельзя: кожа орехового цвета с желудевым и бежевым тонами высохла, в замке образовалась вызывающая брезгливость кожаная труха. Но желание спасти вещь от гибели на помойке оказалось сильнее гадливости. Такая же история повторилась в Базеле, где старушка на блошином рынке за 2 франка предложила замшевую сумку в народном стиле, в форме миниатюрного саквояжа с кожаными аппликациями. Переезжая в Европе с места на место, Игорь несколько раз был готов избавиться от нее, но теперь она у нас дома – спасена! А зачем она мне? Моя бабушка, например, хранила в дамской сумочке какие-то бумаги.

Несмотря на иронию и вечный вопрос – куда все это девать? – Игорь поддерживал мое увлечение и даже приобрел для меня несколько сумочек. В том числе – настоящий шедевр: французский ридикюль начала ХX века из черной парчи с позолоченным фермуаром в стиле ар-нуво, украшенным ирисами (см. ил. 75, вкладка). Петлями для крепления длинной цепочки выступают изогнутые шеи лебедей, скользящих по фермуару, как по поверхности воды. Муж разделяет мое убеждение, что лучше переживать о не очень удачной покупке, чем сожалеть, что невозможно вернуть тот самый день, того самого торговца и ту самую, упущенную, вещь, и мучиться вопросом, попала ли она в добрые руки или сгинула на свалке. В результате у меня собралось несколько сумок. Некоторые из них до сих пор не «выгуляны» в свет.

Легкость покупок обеспечивалась высоким качеством и дешевизной товаров, возможностью торга и скидок при приобретении нескольких вещей, а также аргументом, что находку можно превратить в подарок родным и близким. Правда, по возвращении в Россию каждый раз понимаешь: обладаешь уникальным экземпляром.

* * *

Вот пример легкой и удачной покупки. Однажды на блошином рынке в Тюбингене мы остановились перед прилавком, на котором лежало три сумочки разной формы от одного производителя. Качество сумок было восхитительным, выбрать было невозможно. В таких случаях для того, чтобы хоть как-то определиться с дальнейшими действиями, спрашиваешь о цене. Молодая латиноамериканка объяснила, что эти сумки ей подарила пожилая хозяйка дома, в котором она работает. И она хочет за них 9 (!), 11 (!!) и 13 (!!!) евро. Изумленно переглянувшись, мы купили все три, с дополнительной скидкой в пару евро.

Состоятельные дамы из «приличного» общества в Европе могут позволить себе приобретение аксессуара к одному-единственному наряду. Нам с советской социализацией воспринимать это как норму почти невозможно. Уровень жизни и товарный голод в СССР породили особенности в повседневной моде, заставив ориентироваться на приобретение универсальных вещей – например, классических черных сумок, черных туфель, черной юбки или черных брюк, ремня, рубашки и т. д. Такая компенсация дефицита и вынужденный классический стиль в городском наряде подкреплялись (и подкрепляются) крестьянским аргументом о предпочтительности «немаркой» одежды. Можно подумать, что черную рубашку можно реже стирать.

На всех трех сумках стояла латунная буква «B». Нашу первоначальную уверенность, что мы приобрели продукцию престижной фирмы Bogner, через пару лет рассеял другой, мюнхенский блошиный рынок, на котором нам встретилась сумка с такой же буквой. Мы ее не купили, но сфотографировали, с разрешения хозяйки, кожаный