в крупных магазинах. Товарищи сказали Янке, что глупо бросать деньги на ветер. Но что бы они не думали, он хоть однажды доказал, что у него такие же права на приличную одежду, как, например, у какого-нибудь Яна Ремесиса. В этом мелочном мире главную роль играла внешность, по ней оценивали человека. Услуживая посетителям, корчмарь Мартын кланялся хорошо одетым гостям, а остальным равнодушно ставил бутылки и сейчас же отворачивался задом. Разве он кланялся человеку? Конечно, нет — мы гнем свои спины перед капиталом, и толстому кошельку мы говорим: «Господин!» Иногда такой почет обходится всего в несколько сот латов.

Следуя существовавшей в этой местности традиции, Янка в ту осень конфирмовался. Подготовительные занятия к конфирмации, которым богословы придают такое большое значение, были просто фарсом: собирались вместе юноши и девушки переходного возраста и чуть постарше, и у всех было одно желание — хорошенько побеситься, подразнить пастора, посмеяться над ним и пофлиртовать. Большинство уже успело забыть вызубренные в школе заповеди и символ веры, а учиться этому сызнова не было ни малейшего желания. Старый пастор говорил с заметным немецким акцентом. Для крестин, свадеб или похорон он еще годился, но там, где следовало научить мировоззрению, пробудить интерес к проблемам нравственности и дать принципиальную установку беспокойным, полным энергии и стремлений молодым людям, он был бессилен и даже никогда не пытался, да, вероятно, и не смог бы удовлетворить жажду молодежи к познанию. Когда они становились любопытными и спрашивали о тайнах жизни и вечности, пастор отвечал им ничего не говорящей цитатой из библии. В равнодушии этих слов сквозила рутина. Он ничем не мог привлечь внимания слушателей. Пока он говорил, молодежь шалила и хихикала.

Две недели ходил Янка в усадьбу пастора — каким приходил, таким и возвращался. Под конец ему даже стыдно стало, что он участвовал в этой комедии.

Янка не прогадал, сделав дорогой костюм. И впрямь внешняя оболочка была важнее всего и воздействовала на окружающих сильнее, чем все остальное. Он убедился в этом сразу же после конфирмации, тут же у церкви. Янка даже сам не сознавал, насколько он в тот день выделялся среди товарищей. Черный костюм сидел как нельзя лучше, выгодно подчеркивая стройность его мускулистой фигуры; голову он держал так, словно ему принадлежал весь мир. Белый воротничок и сорочка оттеняли лицо, покрытое темным загаром. Люди смотрели на Янку и перешептывались, вспоминая покойного капитана.

Первой его подхватила Миците, сунула в руку поздравительную карточку и, пользуясь правами двоюродной сестры, поцеловала в щеку. Такое излияние чувств Янке было вовсе не по душе; он покраснел, но воздержался от иронического замечания. Немного подальше его ожидала Марта Ремесис с братом. Янка не видел их со времени злополучной вечеринки. Немного смущенная, Марта подошла к нему и поздравила «вновь испеченного мужчину».

— Мне нужно что-то тебе передать, но сейчас нельзя, — торопливо прошептала она. — Сегодня вечером буду на взморье.

Больше они ни о чем не успели договориться. Рядом вертелась Миците. Ян Ремесис тоже счел нужным пожать руку старому школьному товарищу.

— Надеюсь, вы не сердитесь за ту шутку на вечере? — спросил он.

— От шуток шея не переломится, — улыбнулся Янка. А дальше он попал в руки своей семьи. Миците не отходила ни на шаг, видимо, взяв на себя обязанности добровольного покровителя.

— Надеюсь, ты сфотографируешься в этом костюме? — спросила она, уводя Янку к родственникам, которые столпились на дороге, ожидая их. — Одну карточку обязательно должен подарить мне.

— Хорошо, хоть две, — ответил Янка.

— В двух видах, не правда ли? Анфас и в профиль.

— Непременно.

И тут Янку ждал большой сюрприз. Он выполнил традиционный обряд совершенно самостоятельно, не требуя ни от кого помощи, сам ввел себя в жизнь. Ему и в голову не приходило, что в честь этого события нужно устроить какой-то торжественный обед. На это у него и денег не было. И вдруг Эрнест, ожидавший его у церковной ограды вместе с Эльзой и женой корчмаря Анной, гордо объявил:

— Приходите все в Зитары. Мы там кое-что приготовили.

— Мой муж остался там, — сказала Эльза. — Карл и Сармите тоже приехали. Сегодня соберемся все вместе.

— А Эльга? — спросил Янка.

Эльза смешалась:

— Эльга… Ты же сам понимаешь — всем нельзя уйти из дому. Кому-нибудь надо остаться с ребенком.

Ничтожное обстоятельство, но Янка сразу почувствовал горечь. Если уж все собрались, почему именно Эльгу оставили дома? Наверно, постеснялись взять с собой, поскупились купить ей платье. И напрасно Эльза была ласкова и всячески льстила ему — он огорченно молчал. Как это Эрнесту пришло в голову устроить торжество? Ведь Эрнест не из легкомысленных и ради доброй славы не станет тратить деньги. Он, правда, заменял отца и унаследовал дом, но сам вряд ли додумался бы до этого.

А дело было так. За несколько дней до этого он ездил в волостное правление и, встретив там Карла, имел неосторожность проговориться, что в воскресенье конфирмуют Янку.

Карл и был тем человеком, который напомнил ему о его долге.

— Ты один все забрал. Янка ничего от тебя не требовал и ничего от тебя не получил. Ты обязан устроить ему праздник… Если ты этого не сделаешь, это будет позор.

И Эрнесту пришлось потратить восемьдесят латов. Но это было неизбежно, и Эрнест подчинился, хотя и не с легким сердцем. Позднее он увидел, что все совсем не так уж плохо. Тут можно было набить себе цену — разыграть роль доброго, заботливого брата.

— Я его пропустил через конфирмацию, — хвастался он потом. — Что? Разве все было не так, как надо? Все что мог, сделал. Пусть дальше сам о себе заботится.

Придя в Зитары, Янка понял, почему Карл и Сармите не могли встретить его у церкви: они были очень плохо одеты. На Сармите — то самое красное ситцевое платье, которое Карл купил ей весной, и, видимо, оно было единственным. А Карл так и не сумел сменить свою обтрепанную военную форму на что-нибудь лучшее. Янке стало очень неудобно за свое щегольство. В сердце возникло восхищение и уважение к двум этим молодым людям с уединенного болота, которые упорным трудом завоевывали место в жизни. Да ведь они герои, настоящие герои будней! И ничтожным показалось Янке все, о чем он когда-то мечтал и чем восхищался. «Вот о ком надо песни петь!»

— Как у тебя дела с постройкой нового дома? — спросил Янка Карла.

— Уже подвели под крышу. Труба тоже сложена. Может быть, к осени удастся отделать одну комнату.

— Слишком спешить не следует, — предупредил