Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пейте же, — угощал Эрнест.
Посуду дала взаймы Эльза. Всего за стол сели восемь человек. Кришу вынесли обед в людскую. Эрнест больше заботился о выпивке — разве у кого-нибудь дома еды не хватает? Женщины сразу же после обеда собрались вместе, поговорили о семейных делах, осмотрели старый яблоневый сад. Только Миците осталась с мужчинами. Словно желая загладить нанесенную Янке обиду, она теперь усердно поддерживала компанию, не отказываясь даже от водки, а пока не было в комнате матери, курила украдкой.
— Я купила тебе подарок, — сказала она Янке. — Но теперь передумала и куплю другой.
— Зачем же? — рассмеялся Янка. — Нельзя ли узнать, что это было?
— Нет, не скажу. Но у мамы ты не смей спрашивать. В следующее воскресенье получишь то, что я сегодня придумала. Это тебе очень пригодится.
— Пейте же, — повторял Эрнест.
Кто мог подумать, что так приятно играть роль хозяина: ты сидишь на почетном месте, одетый в мундир айзсарга, и угощаешь гостей. Все благодарны тебе, даже большой Кланьгис. У него можно будет при случае занять денег, только надо это сделать так, чтобы Эльза не знала.
— Плохо, что у вас нет патефона, — сказала Миците. — Можно бы потанцевать.
Но было весело и без патефона. Ах, если бы кто-нибудь из соседей посмотрел на это сборище родственников — как они весело шутили и старались угодить друг другу! Вполне можно было подумать, что в семье Зитаров царит самое искреннее согласие. Возможно, эта искренность жила всегда и лишь обстоятельства мешали постоянному ее проявлению — сегодня было воскресенье, праздник, теплое солнце и приподнятое настроение.
Первыми собрались домой Карл и Сармите. Маленький Андрис был оставлен в Пурвмалах, а покормить скотину обещала Леонтина.
— Вы бы остались, — сказал Эрнест. — Кто же будет водку допивать?
Затем последовали взаимные приглашения приехать в гости, и в ответ были получены заверения и даже намечены приблизительные сроки приезда. И казалось, что только сейчас они наконец поняли, насколько они друг другу дороги и необходимы.
Янка проводил Карла и Сармите до дороги.
— Когда кончим лов, я приду к вам, — сказал он. — Постарайся к этому времени припасти какую-нибудь работу по постройке дома.
— Тогда прихвати с собой топор, — посмеялся Карл. — У меня только один, и тот щербатый.
— У тебя поперечная пила есть?
— У Попова[28] в Риге…
— Хорошо, тогда я захвачу и пилу.
Они уехали. Маленькая лошаденка бежала рысью. Старая таратайка, безбожно грохоча, скоро исчезла в облаках пыли.
«Он мог командовать полком, если бы остался в России… — думал Янка, глядя вслед уехавшим. — А что он нашел здесь? Что ожидает его в будущем? Недостойный сидит в родном гнезде, словно ястреб, и никого не подпускает к нему. А тот, кому полагалось бы быть на этом месте, принужден ютиться на болоте».
При этом Янка забыл о том, что сам он вышвырнут из родного гнезда и что сегодняшняя сердечность случайна — это просто реклама. Стало грустно, алкоголь опять сделал его чувствительным. Янка вернулся в комнату и осмотрел подарки — большой альбом для фотографий со свадебным снимком Эльзы и Кланьгиса, вязаный джемпер, псалтырь и небольшой букетик цветов — мелкие белые и синие полевые цветы — и простой серый конверт: «Поздравляю в день конфирмации, желаю счастья. Эльга».
Отдавая подарок Эльги, Эльза даже просила извинить ее, что привезла такой пустяк. Но именно от этого пустяка у Янки защемило сердце, и все остальные подарки показались ему незначительными.
Вскоре после отъезда Карла и Сармите разошлись и остальные родственники. Хозяйка корчмы Анна не доверяла кухаркам и должна была сама присмотреть за приготовлением ужина: летом у нее жило на пансионе несколько человек. Миците не пошла с матерью, а осталась помогать Эльзе укладывать посуду. Когда Кланьгисы уехали, она присоединилась к Янке и Эрнесту, и они втроем допили все. Теперь уже никак нельзя было обижаться, что мало выпито. Эрнеста стало клонить ко сну. Лицо Янки разгорелось, словно у девушки. А Миците курила одну папиросу за другой и пыталась научить этому искусству Янку. Она слишком громко разговаривала и беспричинно часто смеялась.
Уложив Эрнеста, Янка унес подарки в свой «дом» и проводил Миците почти до самого трактира. Девушка изрядно захмелела и тяжело опиралась на руку Янки.
— Теперь девушки будут тебя любить, — сказала она.
— За что же именно? — усмехнулся он.
— Ты становишься красивым.
— При чем тут красота, если других добродетелей нет, — отшутился Янка.
— Вспомнишь мои слова, — заверяла Миците. — Девушки будут любить тебя. Жаль, что ты мой двоюродный брат, не то и я влюбилась бы.
Оболочка, только оболочка!.. Она стоит двести латов. Где же настоящие люди, не замечающие этой оболочки? Чистые, глубокие сердца и ясный рассудок?
Солнце уже опускалось за макушки сосен. Приближался вечер. Возвращаясь по лесной тропинке домой, Янка вспомнил Марту Ремесис. Сегодня вечером она обещала прийти на взморье. И должна что-то передать ему… Однажды Марта обещала ему что-то сказать как другу. Янка свернул с тропинки и через дюны направился на взморье.
Глава восьмая
1
Дул легкий норд. Он всегда дует здесь в августе. Вода в море уже похолодела, и теперь при ловле рыбы нужно было надевать высокие сапоги. Клокочущие на отмелях валы, свистящий песок и голоса встревоженных чаек загнали горожан в их удобные дачи. Появившийся на пляже человек был одинок, казался беспокойной птицей.
Янка окинул взглядом пляж, но Марты не было видно. Может быть, она не придет — ведь они не успели окончательно условиться. Янка решил подождать до заката и стал медленно прохаживаться по взморью, до лодочной стоянки и обратно к пустынным пескам. Последняя буря залила пляж, и он сделался ровным и твердым, на леске не оставалось даже следов, и Янка не мог узнать, был ли здесь кто-нибудь. Но когда он проходил мимо холма, сидевшая там девушка — это была Марта Ремесис — незаметно покинула укрытие, сделала круг и вышла ему навстречу.
— Ты давно ждешь? Извини, меня задержали… Ты располагаешь временем?
— Хоть до утра.
— Но здесь становится холодно.
— Пойдем куда-нибудь, где нет ветра.
Они отправились на то место, откуда Марта только что пришла. Там действительно ветра не было; позади стеной стоял холм, перед глазами море, всякого прохожего видно за километр, а сам остаешься незамеченным.
На Марте было легкое летнее пальто; в волосах виднелось несколько запутавшихся сосновых игл. Они сели на брусничник и некоторое время молча любовались игрой солнечного заката.
— Как ты себя