ноги тяжелые рыбацкие сапоги и отправился на карбас. Дни потекли, как прежде, неудачи чередовались с богатыми уловами, за штормом следовал штиль. Если ветер дул с запада, лил дождь и вода поднималась до подножия дюн. Промокшие до костей, в сапогах, доверху полных воды, работали рыбаки. Непогода пригоняла к берегу большие стада лососей. После каждого улова рыбаки согревались водкой и спешили обратно в море. Если дул восточный ветер, море успокаивалось, но вода была холодна как лед. Тогда рыбаки негнущимися пальцами зацепляли пояса за веревки невода и до тех пор хлопали себя руками по бокам, пока в кончиках пальцев не начинало болезненно покалывать. Потом руки уже не мерзли, а горели. Перчатки на этой работе мешали. Летний загар сменила краснота медного оттенка, густая, темная, как закатное солнце.

Вечерами Янка настолько уставал, что не в силах был сходить в лавку, позаботиться об ужине. Затопив печь и развесив мокрую одежду, он закусывал тем, что оказывалось под рукой, и ложился спать. Пока топилась печь, можно было прочесть газету — книг он не брал в руки с весны. Это была дикая, первобытная жизнь. Тело она укрепляла, но дух дремал. Мускулы стали большими и твердыми как камни, бицепсы распирали швы на рукавах старого пиджака. Какая от всего этого польза? Какой смысл в том, что ты одним взмахом можешь сломать лопасть большого весла, что у тебя волчий аппетит и спишь ты без сновидений? Может быть, хорошо только одно, что такая жизнь очищает человека, делает естественнее его чувства и желания. В субботу вечером пришла Миците и отдала Янке обещанный подарок. Это была красивая трость с серебряной монограммой. Монограмма стоила больше, чем сама трость.

— Спасибо, — сказал Ямка. — Она мне очень пригодится.

— Марта завтра уезжает в Ригу, — сказала Миците. — Я поеду позже. Если хочешь с ней встретиться, пойдем со мной — она вечером будет у меня.

— А если она не хочет меня видеть? — спросил Янка.

— Ну, в этом-то я кое-как разбираюсь. Зачем же она третьего дня гуляла здесь по дороге? Наша работница видела ее… Если думаешь идти, собирайся. Я спешу, может быть, Марта уже ждет меня.

— Я… не пойду.

— Почему? Она же тебя интересует.

— Меня многое интересует, но из-за этого не стоит быть смешным.

— Если ты не пойдешь, у меня будут неприятности.

— Какие же?

— Я не могу тебе этого сказать. Но если ты обещаешь не проболтаться…

— Хорошо, не проболтаюсь.

— Марта хочет с тобой встретиться. Она просила устроить так, будто встреча произошла нечаянно. Ты ведь понимаешь, девушке это неудобно. На этот раз прояви активность, и вам обоим будет хорошо. А я выполню ее поручение.

— В трактир я все-таки не могу идти. Это уже не будет случайностью.

— Тогда встречай нас попозже на дороге. Я провожу Марту до столба на перекрестке, и там мы «нечаянно» встретимся. Сделай вид, что идешь ко мне что-то передать, ну, например, книгу, что ли. Я сразу распрощаюсь и велю тебе проводить Марту домой. Разве это не будет выглядеть «нечаянно»?

— Ты хороший организатор, — засмеялся Янка.

— Если тебе когда-нибудь в подобных случаях понадобится помощь, вспомни обо мне, — улыбнулась и Миците.

— Жаль, что ты не была вместе со мной в Сибири. Там мне очень недоставало такого помощника, а сам я был слишком глуп.

И зачем ворошить прошлое? Это вышло нечаянно, но внезапное прикосновение к минувшему обожгло Янку, словно горячий уголь. Хорошо, что Миците этого не заметила.

Она ушла. Янка достал бритву и взбил пену. Обветренное лицо, покрытое щетиной недельной давности, выглядело диковато.

3

Все произошло так, как Миците. обещала: она проводила Марту и, остановившись у столба, болтала до тех пор, пока не появился Янка.

— Ах, это ты! — воскликнула Миците. — Значит, у Марты будет попутчик. О, какой резкий ветер! Мне холодно.

Из приличия еще несколько слов в адрес Марты, несколько — Янке, и она побежала домой. Пока она была здесь, разговаривали оживленно. А теперь вдруг появилась неловкость. Они оба знали, что при расставании один вопрос остался без ответа и сейчас, если только хватит смелости, надо разрешить его. Может быть, Янка, обдумав за это время сказанное тогда Мартой, признает, что она права, и изменит решение? Не пропал ли у Марты всякий интерес к будущности Янки после его высокомерного разглагольствования в тот вечер, и не из любопытства ли она желает послушать, как он ответит на ее советы?

— Говорят, ты завтра уезжаешь, — прервал Янка затянувшееся молчание. Они уже изрядно отошли от столба, скоро нужно было сворачивать вправо от большака.

— В понедельник начинаются экзамены, — тихо ответила Марта. — Через неделю все окончательно выяснится.

— Ты думаешь, что можешь не пройти по конкурсу?

— Ничего неизвестно. Иногда на какой-нибудь мелочи может провалиться самый подготовленный.

— И тогда?

— Тогда опять придется ждать весь год, готовиться к новому экзамену.

— А до этого? — голос Янки дрогнул робкой надеждой. Он стыдился своего эгоизма.

— Все равно, какой бы ни был результат, домой я не вернусь, — вызывающе откинула Марта голову. — Останусь в Риге, попытаюсь получить работу и буду брать уроки.

Опять наступило молчание. Янка отошел от Марты. Они шли каждый по своей стороне дороги.

— Долго ли вы еще будете ловить неводом? — спросила Марта.

— Две, самое большее — три недели

— А затем?

— Достанем сети и будем ждать появления кильки.

— А зимой? Ведь несколько месяцев здесь совсем нечего делать.

— В это время рыбаки чинят снасти, а у кого их еще нет, вяжет новые.

— А если не хватит денег? Есть ведь тоже надо.

— Конечно, зубы любят работу. Поэтому мы осенью запасаемся несколькими пурами картофеля и солим бочку салаки. Если не хватит этого, в лавке можно получить кое-что в кредит.

— А если человек настолько горд, что не хочет делать долгов?

— В Ригу он все же не поедет за помощью, потому что зимой много дела в лесу. Молодежь, которой это не по душе, как, например, мне, ищет работу на судах и уходит в море до весны. Некоторые остаются там и на лето, на другой и на третий год и так скитаются всю жизнь.

— В прошлый раз ты этого не говорил. Или ты уже изменил прежние намерения и начинаешь думать о кораблях?

— Я говорю только о возможностях.

— Значит, все-таки ты допускаешь, что, может быть, придется искать другое занятие?

— Каждый человек живет как умеет.

— Но почему у тебя всегда такие… упрямые планы?

— Мне они нравятся.

Опять замолчали. Вот уже аллея Ремесисов, но они словно не заметили ее