– Джамбо на месте?

– Так точно, полковник.

– Надо подготовить учение к завтрашнему вечеру.

– Должен ли я тоже участвовать?

– Нам придется расстаться, Гай. Твой бригадир забирает тебя. Вернее, наш бригадир. К твоему сведению, мы теперь входим в оперативную группу Хука, которой командует бригадир Ритчи-Хук. Почему вы, черт возьми, не со своей ротой, Айвор?

– Сегодня у нас занятия повзводно, – ответил Клэр.

– Ладно, отправляйтесь и помогите подготовить распоряжения на завтра.

– Полагаю, Томми мог бы распорядиться насчет моего чемодана, – проворчал Йэн. – У нас в военно-воздушных силах денщики не предусмотрены.

– Что ты сделал со своим маршалом авиации?

– Избавился от него. Совершенно избавился наконец. Все начальные симптомы мании преследования. Ему пришлось отпустить меня, как фараону Моисея, если такое сравнение допустимо. Правда, мне не пришлось убивать его первенца, но я заставил его покрыться волдырями и чирьями от социальной неполноценности в буквальном смысле слова. Кошмарное зрелище! И вот теперь я неплохо устроился в штабе отчаянно опасных операций. Нет ли у тебя солдата, которого можно послать за моими вещами?

– Нет.

– Ты, наверное, заметил, что меня повысили в чине? – Он показал свой обшлаг.

– Боюсь, не знаю, что это значит.

– Но считать-то ты умеешь? Я не рассчитываю, что люди понимают знаки различия военно-воздушных сил, но должен же ты заметить, что этих штуковин стало на одну больше. Она выглядит новее остальных. Думаю, мой чин соответствует майору. Безобразие, что приходится самому тащить свой чемодан!

– Тебе не потребуется чемодан. На этом острове негде ночевать. А что ты, собственно говоря, тут делаешь?

– На борту должно было состояться совещание по совершенно секретному оперативному планированию. Помешала морская болезнь. Я как ненормальный, – пожаловался Йэн, – собирался на прогулку. Думал, хорошо отдохну от бомбежек, помоги мне бог. Но не мог ни спать, ни есть. Эта кошмарная нижняя каюта над машиной!

– Помещение для холостяков?

– Я бы сказал, помещение для рабов. Мне пришлось делить его с Томми. Его отвратительно рвало. Между прочим, я не возражал бы теперь чего-нибудь поесть.

Гай повел его в отель. Поесть нашлось, и за едой Йэн объяснил свое новое назначение.

– Должность как раз для меня. Я даже думаю, что ее ввели специально для меня по настойчивой просьбе маршала авиации Бича. Я поддерживаю связь с прессой.

– Не приехал ли ты раструбить о нас?

– Упаси боже. Вы все еще страшно секретные. В этом вся прелесть моей работы. В управлении особо опасных операций все секретно, поэтому мне остается лишь время от времени выпивать с американскими журналистами в «Савое» и отказывать им в информации. Говорю им, что я сам журналист и глубоко им сочувствую. Они считают меня славным парнем. И я, черт возьми, такой и есть.

– Правда, Йэн?

– Ты никогда не видел меня с журналистской братией. Я показываю им демократическую сторону своего характера – не ту, которую видел маршал авиации Бич.

Гаю нечего было делать в то утро. Он наблюдал, как Йэн ест, пьет и курит. Когда вернулась иллюзия благополучия, Йэн разоткровенничался.

– Сегодня к вам приходит корабль.

– Это мы уже слышали и раньше.

– Дорогой мой, уж я-то знаю. Группа Хука отплывает с очередным конвоем. Три других отряда командос уже на борту своих кораблей. Вы составите целую армию, если вас не потопят в пути. – Его доверительность перешла границы дозволенного. – Это учение – только ширма. Томми, конечно, не знает, но, как только над вами прочно закроются люки, вы отправитесь в далекий путь.

– Ходили слухи о каком-то острове.

– Операция «Бутылочное горлышко»? Отменена несколько недель назад. После этого намечались операция «Зыбучий песок» и операция «Мышеловка». Обе отменены. Теперь намечается операция «Барсук».

– А это что такое?

– Раз ты не знаешь, я не имею права тебе говорить.

– Теперь слишком поздно отступать.

– Ну, откровенно говоря, это та же операция «Зыбучий песок», только под другим названием.

– И тебе, Йэн, все это рассказывают в управлении особо опасных операций?

– Я сам добываю сведения. Журналистская сноровка.

В тот день, как и во все предшествующие дни, транспортный корабль не прибыл. Томми подготовил распоряжения на учение и отдал их командирам рот; командиры рот довели их до командиров взводов. «Клеопатра» хранила свои тайны. Начальство приходило в себя и планировало. Вечером отель заполнили офицеры. В присутствии Томми в отряде «Икс» всегда становилось веселее. Большинство обедающих были старыми знакомыми Йэна. Его угощали так обильно, что в конце концов после полуночи ему пришлось искать помощи, чтобы найти дорогу к яхте. Провожал его Гай.

– Замечательный» вечер! – восторгался Йэн. – Замечательные ребята! – Когда он был пьян, его речь всегда текла медленнее и на высоких нотах. – Совсем как в «Беллами», только без бомбежек. Ты правильно поступил. Гай, что устроился сюда. Я побывал в других отрядах командос. Совсем не те ребята. Хотелось бы написать обо всех вас. Но ничего не выйдет.

– Да, не выйдет. Никак не выйдет.

– Ты меня не так понял! – Ночной воздух выветривал у него последние остатки сдержанности. – Я говорю не о секретности. Министерство информации добивается, чтобы вас рассекретили. Остро требуются герои, чтобы поднять дух народа. Скоро увидишь в газетах целые страницы о командос. Но не о вашей братии. Гай. Не подходит, понимаешь? Замечательные ребята, тоже герои, можно сказать, но не то время. Пережитки прошлой войны. Ушли с поэтом Рупертом Бруком.

– Ты находишь нас слишком поэтичными?

– Нет, – сказал Йэн, остановившись, и обернулся в темноте, чтобы взглянуть Гаю в лицо. – Вы не то что поэтичные, но высший класс. Безнадежно высший класс. Вы – цвет нации. Ты не можешь этого отрицать, а это не подходит.

В шутливом перечне различных стадий опьянения, сложившемся в течение веков, заслуживает места категория «пророчески пьян».

– Это народная война, – пророчески изрек Йэн, – а народу не нужна поэзия и не нужны цветы. Цветы воняют. Высшие классы засекречены. Нам нужны народные герои – для народа, именем народа, из народа и с народом.

Морозный воздух Магга завершил свое вредоносное действие. Йэн запел:

Когда же ты спасешь народ,

О милосердный бог? Когда?

Народ, мой бог, народ!

Не троны и короны, а народ!

Он перешел на рысь и, задыхаясь, повторял один и тот же куплет, громко и монотонно, пока они не добрались до трапа.