В сутане белого цвета, символизировавшей утраченную чистоту, в белоснежных праздничных гробах провожали в последний путь. Это означало только одно – каким-то мистическим образом священнослужитель заранее знал, что его ждет. Он сумел догадаться и осознанно не пожелал избегнуть, не стал противиться воле Изначального.

Себастьян наклонился и взял из начинавших коченеть рук мертвеца священную Белую Книгу, которая говорила, что смерти нет. Глаза безучастно пробежали по строкам – писание было раскрыто на Песни кротости и безмятежности, призывающей обуздать гнев и отказаться от возмездия обидчикам, пусть даже праведного. Ибо судить и выносить приговор дозволено только Изначальному.

Писание было до краёв залито кровью.

«Остерегайтесь впасть в зависимость от пагубного желания мщенья. Месть равно обременительна для разума, духа и тела…» – испачканный тёмной кровью фрагмент, в который упёрся указательный палец наставника, с трудом можно было разобрать. Но Себастьян знал эти строки наизусть, так же, как и все остальные стихи Песни кротости и безмятежности… да и других Песней Книги. Ох, он был великий теоретик истины.

Как же больно. Даже умирая, святой отец не мог не дать свой последний урок нерадивому воспитаннику. Что ж, чем чёрт не шутит, может, он и впрямь последует этому разумному, милосердному, терпеливому совету.

А может быть, и нет.

– О Изначальный! – запрокинув голову, бросил сильф тихий укор небу. – Почему не защитил Ты преданного Твоего… почему оставил в час великой нужды?

Ответом ему стал грубый лязг обнажаемой стали.

Уже зная, что увидит, ювелир нарочито медленно обернулся.

Правитель Ледума с облегчением открыл глаза и, не медля ни секунды, одним слитным движением встал на ноги.

Установленное время, хвала всем богам, наконец истекло, и беловолосый смог выйти из глубочайшего забытья, в которое сам же себя и погрузил.

То было состояние, внешне подобное крепкому сну, но на деле представляющее собой ускоренную комплексную реабилитацию, один час которой был равен по эффекту не менее чем семи часам полноценного здорового сна.

Лорд Эдвард давно уже не мог позволить себе обыкновенный человеческий отдых. Подобные излишества были небезопасны, да и попросту нерациональны, ведь за сутки заклинатель тратил больше психической энергии, чем мог бы восстановить традиционным способом. Взамен правитель разработал тщательно продуманную магическую систему, в течение долгих лет выявляя и устраняя все возможные изъяны, и в результате довел своё детище до совершенства. Установка минералов, тщательно укрытая от посторонних глаз в Северной спальне дворца, на заранее определенный срок активировала механизм обновления и пополнения энергетических сил.

Остановить запущенный процесс сам лорд уже не мог. Всё это время он находился без сознания, в состоянии, подобном коме, выйти из которого самостоятельно было невозможно. Однако в случае опасности, какого бы то ни было вмешательства, изменения заданных параметров, срабатывали не только все защитные установки в спальне, но и механизм экстренного прерывания искусственного сна.

Таким образом, ничто в целом мире теперь не могло застать правителя Ледума врасплох, ни днём ни ночью.

Тем не менее сегодняшняя процедура не принесла привычного удовлетворения и свежести ума. Обыкновенно отдых проходил без сновидений: маг просто проваливался на время в серое небытие, словно останавливая саму жизнь, но не в этот раз. Дракон вернулся, а с ним возобновился и давний кошмар, о котором правитель Ледума успел уже позабыть. Значит, чтобы избежать неудобств, к секретной комбинации драгоценных камней придётся добавить ещё один, блокирующий высшую нервную деятельность. Минерал, делающий невозможными любые сны. Кровавый гиацинт, конечно же.

Лорд Эдвард мысленно выругался, коря себя за то, что не сделал этого до процедуры. Весь отдых насмарку, работа системы вхолостую.

…Постепенно память о любом событии истирается из сердца. Жизнь человеческая преступно коротка, но память, увы, ещё короче. Впрочем, возможно, оно и к лучшему: в жизни большинства, полной одних лишь только тягот, невзгод и неудач, долгая память мучила бы хуже чахотки. Исчезает всё, но только не эти воспоминания: они не тускнеют, не меркнут и спустя много лет. Они сияют, подобно нитям редчайшего жемчуга на узком запястье красавицы.

Встречи с драконами.

Мощная аура старейших накладывает отпечаток на слабую энергетику смертных, оставляет неизгладимый след, рубец в памяти.

Таково правило, не знающее исключений: контакт с драконом травмирует всякую психику, даже самую устойчивую. Общение с представителем старшей расы – словно прямой взгляд на солнце. Жестокое полуденное солнце, оставляющее на память кровоточащий ожог, клеймо на самой сетчатке глаз.

Последствия могут быть разными, в зависимости от обстоятельств и особенностей психики контактёра. Нередко последствия проявляются в виде повторяющихся кошмарных снов, смутных и неоформленных или же открыто повествующих о событиях, сопутствующих встрече с самыми загадочными существами Бреонии.

Правитель сдвинул светлые брови и с силой прижал пальцы к вискам, стараясь прогнать из головы вакханалию некстати разбуженных воспоминаний. Дела давно минувших дней, когда он был ещё так непростительно молод.

Однако те стояли перед глазами слишком ярко, как если бы всё произошло вчера.

Да и собственное его лицо, что уж скрывать, ни на йоту не изменилось с того самого дня.

Неужели… он был так молод?

…Обычно в пещеру дракона, – разумеется, если, говоря о таком исключительном событии, вообще уместно использовать эпитет «обычный» – стараются проникнуть в отсутствие хозяина, тайно и с соблюдением всех возможных мер осторожности.

Однако молодой человек, напротив, явился открыто, средь бела дня. Игнорируя все вышеозначенные принципы, он подчёркнуто демонстрировал одни только мирные намерения. Осведомлённый о том, что драконы – непревзойдённые телепаты, отправил чётко оформленный ментальный запрос и преспокойно ожидал реакции.

Он знал ещё и то, что драконы любопытны, как коты.

Через некоторое время гостю позволили пройти внутрь. Не так уж и сложно, как оказалось.

Молодой человек с нескрываемым интересом разглядывал посланных сопровождать его стражей. Никогда прежде он не имел возможности наблюдать удивительные создания так близко. Лица драконьих прислужников неуловимо напоминали посмертные маски – на них застыло нездешнее, ничего не значащее выражение, какое бывает на лицах людей, безмятежно умерших во сне. Внимательно присмотревшись к движениям безмолвных конвоиров, человек про себя отметил, что те быстрее и мягче, нежели у простых смертных. И гораздо экономнее – ничего лишнего помимо оптимальных безошибочных траекторий. Определённо, после смерти стражи становились совершеннее, чем были при жизни: тела их будто достигали пика своей формы и грамотно управлялись разумом, много превосходящим человеческий.