Питт и его коллеги были всерьез обеспокоены чудесным воскрешением Франции. Если французам удастся захватить Австрийские Нидерланды [Бельгию] и настроить Объединенные провинции [Нидерланды] против Оранской династии, Французская республика станет мощной морской державой, угрожающей границам Англии.

Нарастающие призывы к свободе после отступления герцога Брауншвейгского настолько сильно взволновали политических реформаторов Англии, что газета The Times в октябре писала: «Полиции следует внимательнее следить за теми подстрекателями к революции, которые расклеивают листовки с призывами к мятежу». Тем не менее кабинет Питта казался на удивление апатичным и осторожным. По-видимому, вооруженные силы страны не имели достаточных ресурсов для подавления восстаний в крупных и мелких городах. Безусловно, правительство не собиралось объявлять войну Франции, опасаясь, что народ не потерпит конфликта с новоиспеченной республикой. В ноябре 1792 года в Министерство внутренних дел со всех концов страны стали поступать предупреждения о готовящихся бунтах; сообщалось, что «низшие сословия» объединялись в группы заговорщиков, готовили оружие и прятали его в определенных местах. Когда министерство наконец приняло решение собрать добровольческие отряды в некоторых областях страны, Фокс и его коллеги пришли в ярость. «Признаюсь открыто, – писал Фокс, – если они действительно это сделают, я приду в бешенство и вряд ли сочту, что французские фонари – это слишком суровое наказание». Фонарные столбы использовались в качестве виселицы для жертв террора. В декабре после публикации второй части «Прав человека» Томас Пейн был заочно осужден за распространение клеветы в подрывных целях.

По словам Фокса, правительство делает все, чтобы воскресить воспоминания о гражданской войне, и действительно, страна стояла на пороге всеобщего раскола. Стоило где-то появиться реформаторам, как тут же возникали и лоялисты, некоторую уверенность которым придавали магистраты и полиция. Например, в ноябре 1792 года в Лондоне на встрече в таверне «Корона и якорь» было основано Общество защиты свободы и собственности от республиканцев и уравнителей-левеллеров (Association for Preserving Liberty and Property against Republicans and Levellers). Одним из самых ярких эпизодов деятельности этого общества было «сжигание Пейна», когда чучело, символизировавшее писателя, бросили в костер. В ноябре в городе Челмсфорде в графстве Эссекс толпа сторонников монархии сожгла это чучело. Местная газета сообщала: «Чучело этого бесславного мятежника Тома Пейна было выставлено в городе на всеобщее обозрение; его посадили на стул, который несли на плечах четверо мужчин; в одной руке у него были “Права человека”, а под мышкой зажата пара корсетов [в напоминание о его прежнем ремесле]; голову украшало подобие фригийского колпака[217], а вокруг шеи намотана веревка. На плакате, который несли перед чучелом Пейна, было написано: “Смотрите на предателя! На того, кто из зависти, корысти и амбиций мог бы потопить эту счастливую страну в крови!”»

Сообщалось, что по всей стране состоялось порядка 400 подобных сожжений.

В том же месяце обстановка накалилась еще сильнее. Национальный конвент в Париже заявил, что французское правительство и народ клянутся в братских чувствах ко всем «подневольным народам», они объявили «все правительства стран врагами, а народы этих стран – друзьями». Это был прямой призыв, обращенный к реформаторам и демократам с целью поднять восстания во всех европейских странах, особенно в Англии и союзнических государствах. Питт с осторожностью начал военные приготовления. Отряды добровольцев перебросили ближе к Лондону, охрану Тауэра усилили. Был установлен более жесткий контроль над радикальными клубами. Министерство по надзору за иностранцами (Alien Office), в котором служили многочисленные выпускники колледжа Крайст-черч в Оксфорде, внимательно следило за прибывающими в страну французскими беженцами и потенциальными революционерами. Секретная служба Фрэнсиса Уолсингема во времена правления Елизаветы I и Джона Тёрло в годы протектората Кромвеля становилась все более профессиональной.

Страшные вести пришли 21 января 1793 года. В этот день был казнен Людовик XVI. Когда королю отсекли голову, 80 000 солдат разразились радостными возгласами и аплодисментами, а любопытные зеваки, оказавшиеся в самой гуще событий, окунали пальцы или платки в кровь монарха. «А она щедро посолена!» – выкрикнул кто-то из толпы. Губернатор Моррис, посланник Соединенных Штатов в Париже, в разговоре с Томасом Джефферсоном пророчески заметил: «События во Франции повергнут англичан в священный ужас, который в силу присущего им хладнокровного и спокойного нрава им совершенно не свойственен». Лондонские театры закрылись, а все, кто мог позволить себе черное, облачились в траур. Даже Фокс, убежденный франкофил, назвал случившееся «возмутительным примером жестокости и несправедливости». На каждом углу глашатаи кричали о новых и новых убийствах и бесчинствах во Франции. Когда король Георг III выехал из дворца, толпа встретила его с криками «Война с Францией!». Сообщалось, что Парижем правят тигры.

Желание породило действие. 1 февраля 1793 года Национальный конвент объявил войну Англии; также готовилось наступление на Голландию, и командование уже получило приказ о немедленном вторжении. Начиная военную кампанию, Питт преследовал определенные цели и верил в быстрое завершение конфликта. Свою задачу он видел в финансировании союзников в Европе, тем временем британский флот мог заняться вытеснением Франции из ее колониальных владений. Многие считали, что главной целью Питта была аннексия французских территорий в Вест-Индии. Летом 1793 года первый министр уже направлял финансовую помощь России, Австрии, Пруссии, Сардинии и другим странам – участницам конфликта. Было важно не допустить гегемонии отдельно взятой страны на континенте, поэтому английские войска взяли Северную Францию в кольцо. Было обеспечено так называемое политическое равновесие. Для подкрепления английской армии прибыли гессенские наемные войска, однако всенародная неприязнь к регулярной армии существенно ограничивала их развертывание. Вопрос государственных целей и задач по-прежнему оставался открытым. Что именно намеревался сделать Питт: покорить Францию в Европе или полностью лишить ее заморских владений? Казалось, никто не знал этого наверняка.

Военные расходы, включая финансирование союзников, уже вызывали серьезную обеспокоенность. В результате в первые месяцы 1793 года произошел обвал кредитного рынка. Начался массовый отток средств из банков с целью размещения их в более надежных местах, количество банкротств за год удвоилось. Промышленник из Уолсолла Стивен Барбер требовал оплаты счета только наличными, «поскольку обстоятельства в стране [графстве] теперь таковы, что у нас совершенно нет наличных средств». Возможно, это простое совпадение, но именно в тот период Питт начал пить намного больше обычного.

Впрочем, теперь его положение на политической арене было прочным как никогда. Более умеренные или менее радикальные в своих взглядах виги не могли и дальше оставаться в дружеских отношениях с Чарльзом Джеймсом Фоксом, учитывая его нарочито активную поддержку Франции. В военное время подобная дружба выглядела непатриотично. В начале 1793 года один из государственных деятелей-вигов, Уильям Уиндхем, объявил о создании «третьей партии», которая должна была пойти по среднему пути и лавировать между Питтом и Фоксом, поддерживая при этом войну с Францией. Неслучайно подъем «политической середины», вобравшей в себя тех, кого газета Cambridge Intelligencer назвала «средним классом граждан, сотрудничающих с ярыми и оголтелыми защитниками умеренных реформ», должен был сопровождаться активным продвижением нового среднего класса, или среднего сословия.