В Браилове – опять блистательная встреча государя. Здесь ожидал великий князь главнокомандующий со своим начальником штаба и некоторыми близкими лицами.

Далее на всем пути, почти на всех станциях – такие же встречи, с музыкой, с почетными румынскими караулами, букетами, спичами и проч. День был невыносимо жаркий. Мы все порядочно осовели и рады были, когда добрались до Плоешти. Здесь мы немедленно разбрелись по отведенным квартирам. Меня поместили в нескольких шагах от дома, занятого государем; встретили меня приехавшие вперед адъютант мой полковник Лярский и полковник Генерального штаба Лобко.

Сегодня утром, несколько отдохнув и оправившись от вчерашнего утомительного дня, пошел я к государю и попал прямо к молебствию, после которого имел короткий доклад, а в полдень приехал румынский князь Карл. У крыльца дома, занятого государем, выставлен был почетный караул из гвардейских казаков. Его величество встретил князя Карла весьма дружественно, представил ему находившихся при этом лиц своей свиты и вместе с князем вошел в свои покои. Но свидание их было непродолжительно: в то самое время вступал в город только что прибывший по железной дороге гвардейский отряд. Государь и румынский князь сели верхом и с частью свиты выехали навстречу гвардейцам. После завтрака князь уехал обратно в Бухарест.

Потом государь говорил, что разговором своим с князем Карлом остался вполне доволен и убедился, что не он, а его министры придумывают разные затруднения и каверзы, начавшиеся с первого нашего шага в Румынии.

Великий князь Николай Николаевич заехал ко мне и пробыл с полчаса. Его очень озабочивает приезд государя и неизвестность намерений его величества. Оказывается, в одном из собственноручных писем к великому князю государь упомянул о предположении своем вступить лично в командование армией, с предоставлением в таком случае великому князю роли начальника штаба. Предположение это, разумеется, встревожило не одного великого князя, но и его штаб и всех окружающих его. Это было бы крайне неудобной, даже несчастной комбинацией. Я советовал его высочеству не заговаривать самому об этом щекотливом вопросе и ожидать разъяснения.

Обедал я у государя; после обеда пили кофе в саду, под тенью большого орешника.

Получены две приятные телеграммы: одна – о благополучном прибытии нашей эскадры и с нею великого князя Алексея Александровича из Америки в Брест, а другая – об успешных действиях наших войск в Азиатской Турции. Последняя эта телеграмма подтвердила полученные еще утром частные телеграммы из Константинополя о полном отчаянии Мухтар-паши и расстройстве его войск.

Сегодня вечером, 26-го числа, отправлен отсюда в Петербург первый фельдъегерь. Писал с ним к жене.

27 мая. Пятница. В 10 часов утра государь со всеми здесь находящимися членами царской семьи отправился в Бухарест; сопровождали его князь Горчаков, граф Адлерберг, генерал-адъютанты Мезенцов, Стюрлер и я. День был очень жаркий. На пути на нескольких станциях крестьянские девушки осыпали императорский вагон множеством цветов, в особенности роз. В Бухарест прибыли в 11¾ часов; на станции встретили государя румынские князь и княгиня с многочисленной свитой, министрами и другими высшими чинами. Митрополит сказал приветственное слово; городской голова (мэр) произнес весьма сочувственную речь, называя Россию освободительницей Румынии, что было особенно замечено в устах одного из корифеев ультра-либеральной партии.

Со станции провезли нас в придворных экипажах по лучшим улицам города до дворца; эскорт, экипажи, ливреи, – всё было более великолепно, чем можно было ожидать от такого маленького двора. Улицы переполнял народ, и прием был самый радушный. С балконов и окон сыпались цветы; всюду флаги, гирлянды, крики «ура!». У дворца выставили почетный караул от стрелкового батальона, в обмундировании по образцу итальянских берсальеров. Во дворце после непродолжительного представления князю и княгине лиц императорской свиты нас пригласили к завтраку за гофмаршальским столом, а в 2 часа мы уже ехали обратно на станцию железной дороги, с той же торжественностью.

Вообще, прием в Бухаресте произвел на нас приятное впечатление. Государь по-прежнему вполне доволен своими беседами с князем Карлом. Княгиня [Елизавета], урожденная принцесса Нойвид, близкая к нашему царскому дому, жила даже некоторое время в Петербурге, у покойной великой княгини Елены Павловны, и сохранила благоговение к своей тетке. Заметив меня, она сейчас же вспомнила, что видела меня у великой княгини и я был тогда в числе лиц, пользовавшихся особенным ее благоволением. Фрейлина княгини, девица Розетта, рядом с которой довелось мне сидеть за завтраком, также подтвердила, что не раз слышала обо мне от княгини, которая всегда вспоминает с удовольствием о своем пребывании в Петербурге.

На возвратном пути, в вагоне, я читал вслух государю реляцию о взятии Ардагана, только что привезенную офицером Нижегородского драгунского полка Панчулидзевым.

Возвратились мы в Плоешти к четырем часам, порядочно утомленные. Сегодня утром приехал из Галаца навестить меня мой сын. Вечером собрались у меня несколько лиц: начальник болгарского ополчения генерал-майор Столетов, командующий 2-й бригадой ополчения флигель-адъютант князь Леонид Дмитриевич Вяземский и состоящий при ополчении пока без должности подполковник Павел Николаевич Попов.

30 мая. Понедельник. После поездки в Бухарест живем мы в Плоешти, в постоянной транспирации от жара. Вчера только порадовались хорошему летнему дождю. Жизнь наша однообразна. Каждый день по утрам государь встречает один из проходящих эшелонов войск; вчера, в воскресенье, были у обедни в одной из городских церквей, а к обеду приехали князь и княгиня румынские. Но посещение их было совершенно семейное; никто из нас даже не был при встрече, к царскому столу никто, кроме императорской семьи, приглашен не был; прибывшие с князем два гофмаршала и два флигель-адъютанта обедали с русской свитой за гофмаршальским столом.

В последние дни окончательно обдуман план переправы через Дунай. Чтобы вернее скрыть истинный пункт переправы, предположено сначала сделать ложную переправу около Браилова, куда намерен ехать и сам государь. Вода в Дунае еще очень высока; всё нужное для настоящей переправы может быть подвезено не ранее 15 июня, поэтому и демонстрацию у Браилова положено произвести не ранее 6-го числа.

Генерал Игнатьев поднял весьма щекотливый вопрос по поводу данной графу Шувалову секретной инструкции, в которой заключалось несколько крайне неудобных для ведения предстоящей кампании пунктов. Игнатьев указал на эти пункты великому князю главнокомандующему, который вчера из-за этого приехал советоваться со мной. Я подал мысль, чтобы его высочество предложил государю собрать совещание, что и было сделано сегодня утром.

Бедный наш канцлер разыграл роль зайца, травимого несколькими борзыми, особенно по вопросу о будущей участи Болгарии. Уже при совещаниях в Царском Селе и Петербурге, в присутствии графа Шувалова, я не раз настойчиво объяснял невозможность разделения Болгарии на Придунайскую и Забалканскую и объявления, в случае мира, совершенно различных условий для той и другой части. Мне казалось, что государь со мною соглашался и граф Шувалов и канцлер не оспаривали, а между тем в окончательной редакции оказалось резкое различие в предполагаемых условиях. Против этого преимущественно и восстали сегодня князь Черкасский и Игнатьев; в особенности первый высказал свой взгляд весьма положительно и настойчиво. Дело было так ясно, что наш престарелый канцлер вынужден был сделать уступку и тут же проектировал телеграмму к графу Шувалову об изменении означенного пункта инструкции.