это не военные предметы.

Адъютант удивился.

— Сдавайте военные документы и оружие!

— Все бумаги и документы в папке, — сказал поручик, указывая на папку, находящуюся в руках Савельева.

Молодые женщины, элегантно одетые, дрожащими руками подали Пастерпаеву серебряные сумочки на просмотр. Обыскивать женщин пригласили молодую крестьянку. У офицеров были отобраны военные документы, план каменоломен, планы всего Керченского полуострова и удостоверения личности. В одном удостоверении значилось: «полковник генерального штаба Коняев», в другом: «поручик Иванов, личный адъютант полковника Коняева». Ценные личные вещи и деньги оставлены были при арестованных.

Дежурному по гарнизону, члену штаба Ставридину, Савельев дал распоряжение взять пленных под стражу и сопровождать их внутрь каменоломен.

— Прошу, господа, следовать за мной, — сказал Ставридин, мотнув головой в сторону квадратной дыры, черневшей в самой низине белого обрыва.

Полковник, теперь уже весь позеленевший, вцепился в руку жены и шагал за Ставридиным, с ужасом поглядывая на заход. Когда подошли к заходу, Ставридин предупредил:

— Теперь мы вам завяжем глаза.

— Что? Зачем?

— Не надо!

— Не расстреливайте!

— Господа! Гос… товарищи!

Жена Коняева молила тоненьким, полным ужаса голосом и крестилась:

— Пощадите!.. Пощадите!..

— Не кричите! У нас нервы крепкие, — спокойно, но властно сказал Ставридин и подошел к полковнику. — Как вам не стыдно, полковник!

Полковник отвернулся.

— Завяжите всем глаза, — приказал Ставридин. — Мы их поведем в каменоломни на экскурсию…

Пленников привели внутрь каменоломен, сняли повязки и проводили в отдельное, отведенное для них место. Принесли им шубы, одеяла, подушки. Шофера-солдата поместили отдельно. Вслед за этим машина, до отказа перегруженная партизанами, тихим ходом спустилась вниз по широкой, ровной галерее подземелья…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Утром, расставшись с полковником Коняевым, который собирался ехать с женой за город, Губатов отправился в крепость осмотреть военные части, готовящиеся к наступлению на каменоломни.

Потратив час на осмотр выстроившегося сборного пехотного полка, он вернулся к себе, в дом Месаксуди.

Генерал спокойно выпил кофе и стал разбирать положенную на стол папку с бумагами. Первой лежала копия телеграммы.

«Екатеринодар. Начвосоглав. Генералу Письменному. Копия: генкварглав. Копия: Семь Колодезей — наштармкрая.

Для ликвидации каменоломен в окрестностях Керчи, где скрывается до восьмисот бандитов, постоянно угрожающих железным дорогам и пристаням, необходимо срочно подать в распоряжение коменданта крепости сто пудов динамита, капсюлей и бикфордова шнура на двести взрывов. Просим об этом № 356 генкварглава. Обстановка осложняется. Необходимо принять решительные меры по ликвидации каменоломен. Убедительнейше прошу содействовать в скорейшей высылке — 9 апреля.

Махров».

— Хорошо, динамит будет нужен, — проговорил Губатов вслух, поглядев на своего адъютанта, чопорного чернявого поручика, и мрачно добавил: — Двести взрывов.

— Ужасно, ваше превосходительство… И в городе могут разрушиться дома.

— Да, да! — произнес Губатов и, отложив в сторону телеграмму, стал молча перелистывать другие бумаги.

Разобрав папку и передав ее адъютанту, Губатов подошел к карте, висевшей на стене, стал разглядывать отметки, показывающие линию главного фронта, уже навалившегося на Перекоп. Несколько минут стоял он, пристально глядя в одну точку, затем глубоко вздохнул, заложил руки за спину, опустил голову, постоял так мгновение, подошел к шахматному столику.

Генерал сел в кресло, взял фигуру и машинально покрутил ее в пальцах. Вошедший адъютант остановился около столика, но Губатов не обратил на него внимания. Он продвинул черную фигуру и тотчас поставил навстречу белую.

Вдруг он резко откинулся на спинку кресла, покраснел: партия заканчивалась не так, как он хотел. Брезгливая складка залегла у его больших губ.

— Ничья, ваше превосходительство, — сказал тихо адъютант, — теоретически ничья.

Генерал вскинул на офицера свои чуть раскосые строгие глаза и сухо возразил:

— Ничья? Почему?

— Силы одинаково расположились, ваше превосходительство.

Генерал улыбнулся, взял несколько фигур из ящичка и перенес их на доску.

— А теперь?

Поручик заколебался, но овладел собой.

— Теперь этих большинство, — указал он на черные фигуры. Генерал снова откинулся на спинку кресла.

— Значит, победа за большевиками? Они ничьей не признают… Там есть умы и… народ! — Он опять наклонился над доской и стал переставлять фигуры. — Но теряться нам не следует… А если так… Гм… Сюда поставим! — он передвинул две белые ладьи. — Это техника.

— Понимаю, ваше превосходительство.

— Погодите, — перебил поручика Губатов и, двигая вперед фигуры белого короля и королевы, твердо прибавил: — Это трехсотлетний опыт! — Он резко вскинул руку над белыми фигурами. — Всегда побеждали и должны победить. За нами традиция русской армии, и с нами могущество Антанты…

Послышался стук в дверь. Адъютант впустил в комнату взволнованного ротмистра Мултыха.

— Ваше превосходительство, случилось большое несчастье!

— Что такое?

— Партизаны захватили полковника Коняева с женой и увели их в каменоломни!

— Боже мой! — простонал Губатов, хватаясь руками за свою огромную седую голову. — Как у вас хватило духу сказать это? Где же была охрана? Где казаки?

— Надо, ваше превосходительство, полагать…

— Молчать! — закричал Губатов. Лицо покрылось багровыми пятнами. — Вы еще будете полагать! Где была охрана, я спрашиваю вас? — Глаза его гневно заблестели.

Мултых весь передернулся.

— Охрана отсутствовала, ответил он. — Она оставила полковника отдыхать на поле. И, как заявляет подхорунжий, уехала поить лошадей в Еникале.

— Где эти казаки?

— Из двадцати, ваше превосходительство, возвратилось только двое. Подхорунжий, который доложил мне, и его денщик. Остальные, боясь наказания, как полагает подхорунжий, ускакали в каменоломни и перешли на сторону бандитов.

— Это же гнев божий! — с отчаянием простонал Губатов. — Земля содрогнется от этого… Вы знаете, что полковник Коняев — племянник Деникина?

— Знаю, ваше превосходительство, — задыхаясь, ответил Мултых.

— Приказываю вам немедленно произвести аресты крестьян во всех близлежащих вокруг деревнях. Возьмите пока по десять–двадцать человек из каждой деревни и бросьте всех в крепость заложниками! Идите.

— Слушаюсь.

Вскоре после ухода Мултыха вошел начальник контрразведки капитан Цыценко. Он также получил приказ немедленно арестовать сто человек рабочих, взять их с заводов заложниками в крепость.

В полдень к Губатову был доставлен председатель городской думы меньшевик Могилев.

— Вы, господин Могилев, — ласково встретил его Губатов, пожимая ему руку и усадив у письменного стола, — вы, очевидно, уже знаете, какое случилось у нас несчастье? Красные злодеи захватили ценнейшего для нас человека — полковника Коняева, его супругу и адъютанта. Коняев является племянником нашего верховного главнокомандующего!

— Да, я уже знаю об этом. Ужас! Убийцы! — сорвалось у Могилева. — Ах, какое несчастье!

— Я… я прошу вас помочь, — сказал Губатов, покашливая и слегка запинаясь. Нависший над воротником мундира затылок его покраснел. — Вы, человек, стоящий близко к массам, можете сыграть для нас немалую роль в спасении жизни полковника.

— Каким же образом я могу помочь? — голос Могилева дрогнул.

— Видите ли, здесь должна быть пущена в ход