корабли гнусных кровавых интервентов не устрашат нас. Вы кричите везде, пишете в своей прессе, что здесь, в подземелье, собрались бандиты, разбойники! Так ли это? Вы своими глазами теперь видите, что не так. Это люди, на чьих страданиях и мучениях, на чьей крови вырастает будущая независимость всех народов! Эти люди не занимаются пытками, грабежами и разбоем, как это делают в вашем белом стане ваши головорезы офицеры!.. За вас, полковник Коняев, присланного в Керчь самим Деникиным, чтоб уничтожать нас, лучших людей земли, вот за вас-то одного белое командование решило погубить тысячи невинных, мирных людей!

Коняев побледнел. Он испуганно оглянулся. Все застыли в напряжении. Полковник Краснокутский устремил свой взгляд в самую гущу партизан. Он смотрел на них, казалось, внимательно и с состраданием.

— Вот письмо вашего палача, начальника контрразведки Цыценко, — сказал Горбылевский, взмахнув пакетом. — Он уже назначил час казни и ждет сигнала! А сколько хватают на улицах, в домах, на заводах и бросают в крепость! Какое название всем этим действиям? Вы человек с умом, так говорят о вас. Может, вы нам скажете: при чем здесь мирные люди? Мы с вами воюем! Мы вас поймали как своего врага, взяли вас в плен на фронте, с картой в руках, с разработанным планом наступления на нас. И мы должны по-военному судить вас. Скажите: при чем же здесь мирное население? Да что ж вы можете сказать? Вам нечего сказать!

Полковник покраснел и негромко, волнуясь, с запинкой сказал:

— Вы совершенно правы, мирное население здесь ни при чем… и трогать его не следовало бы.

— Все это слова! — нетерпеливо выкрикнул Бардин из гущи партизан. — Они не избавят людей от смерти! Вы здесь представитель верховной власти, и если вы хозяин своим словам, вы немедленно обещайте освободить всех неповинных людей, немедленно освободить всех арестованных!

— Искренне вам обещаю сделать все для их освобождения, — не задумываясь ответил Коняев.

— Не беспокойтесь, господа граждане, все сделаем, — подбодрившись, заявила жена Коняева.

— Знайте же, господа белые полковники, — продолжал Горбылевский, — что никакие делегации и никакие угрозы на нас не подействуют. Единственное, что может застраховать вам вашу жизнь, — это наша революционная совесть! Вы, полковник Коняев, и все вы, кого мы освобождаем, должны сделать все для того, чтобы быстро выпустить из крепости и тюрьмы арестованных, не причастных к нашему делу людей. Передайте своему командованию, что мира между нами не может быть. Только борьба, борьба до нашей победы! Мы знаем, что сюда неудержимо движется Красная Армия. Она победит!

По толпе пронесся многоголосый шум одобрения.

— Ура! Ура! Да здравствует Красная Армия!

Кто-то начал песню, ее подхватили сотни голосов, и она, бодрая, решительная, взлетела вверх и мощным эхом отозвалась в горах, в деревне, у самого моря.

Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног…

3

Спустя несколько часов после освобождения Коняева наблюдатели донесли, что со всех сторон движутся белогвардейские цепи и кавалерийские лавы. Рожок заиграл тревогу. Всюду, то глухие, то более громкие, раздавались слова боевой команды:

— В ружье!.. Становись!.. Шагом арш!..

Услыхав команду, люди ринулись бегом по заходам каменоломен. Через несколько минут сотни вооруженных винтовками и обрезами людей строем выходили занимать позиции.

В воздухе раздался протяжный, громкий голос Колдобы:

— Особо-морская рота, к Царскому кургану! Отряд аджимушкайцев, к селу!..

Матросы в разорванных бушлатах, в обтрепанных клешах, в бескозырках, рыбаки в парусиновых голландках, в тяжелых сапогах шли в ногу за командиром Алексеевым.

Алексеев — это мичман, морской кадровый офицер. Он покинул белое военное судно и с большой группой моряков перебежал в каменоломни, где штабом был назначен командовать особо-морской ротой.

Командиры продолжали строить роты, и одна за другой они отправлялись на курганы, в главное укрепление, находившееся в старых известняковых обрывах вокруг деревни. В нервном возбуждении и напряжении ожидали люди надвигающиеся неприятельские цепи.

Но вот над каменоломнями вспыхнула молния, затем последовал грохот. Это разорвался тяжелый снаряд.

— Ага! Это англичане нам пасхальный подарок шлют! — крикнул кто-то в цепи.

Не успели затихнуть голоса, как ядро упало на склон Царского кургана, его заволокло дымом так, что не стало видно людей.

Затем третий, четвертый, пятый взрыв — и все вокруг стало покрываться буро-черной дымовой завесой.

А там, с северной стороны, стучали пулеметы и слышались редкие ружейные выстрелы. Пулеметную дробь, треск ружейных выстрелов, крики «ура» — все это заглушали орудийные залпы. Вдруг на высоте двухсот метров раздался огромной силы грохот.

— Берегись! Шрапнель! — пронеслось по цепи.

Вверху со страшной силой снова грохнуло. Одна за другой вспыхивали избушки селения. Всюду расстилался густой дым. Белые цепи несколько раз пытались пойти в атаку. Партизаны отбивали эти атаки.

Жители деревни с плачем и проклятиями бросали имущество и сквозь дым и пожары пробирались к заходам и прятались в подземелье.

Когда на минуту затихла канонада, все услышали на середине деревни сильный, нарастающий гул. Это белые прорвали цепь партизан и ворвались на главную улицу.

Завязался ожесточенный уличный бой. Партизаны сходились с врагом лицом к лицу. Они вламывались в дома, бросали бомбы, били прикладами…

Через несколько часов ожесточенного боя белые бросили деревню, много раненых и отступили к железнодорожному полотну и к Брянскому заводу.

Перед самым вечером все вокруг вновь загудело, загрохотало, засверкали огни разрывающихся снарядов.

Под прикрытием судовой англо-французской артиллерии белые цепи быстро подошли вплотную к каменоломням, открыли пулеметную стрельбу. Во избежание больших потерь партизаны отступали внутрь каменоломен. Поздно ночью белые, ограбив деревню, отошли от нее.

Партизаны предполагали, что перед утром белые снова пойдут наступать, чтобы вновь осадить каменоломни.

Они выставили на рассвете свои дозоры, установили пулеметы и залегли в укрытиях, недалеко от входа в каменоломни. На утренней заре людей сильно клонило ко сну, но все старались держаться бодро и зорко смотрели вперед.

Разведчики передали о наступлении белых.

Белые шли цепью в два ряда. Шли они очень тихо. По-видимому, хотели подойти вплотную и атаковать измученных партизан без стрельбы.

Партизаны подпустили врагов на близкую дистанцию и разом ударили из пулеметов и винтовок. Цепи врагов дрогнули. Партизаны пошли в атаку и отбросили белых далеко за деревню.

Все вокруг было усеяно ранеными, трупами.

Партизаны и жители, подобрав раненых, начали зарывать распухшие, как колоды, трупы. Жители — зажиточная часть Аджимушкая — забирали оставшееся хозяйство, скот и уезжали в другие деревни, лежащие на побережье Азовского моря; беднота и маломощные крестьяне тащили свои лохмотья и всю утварь в заходы каменоломен, заводили туда скот, втаскивали повозки и располагались в