– Сами дойдете, Гилберт?

– Да.

Держа обожженные руки перед собой, Десейн выбрался из машины. Боль и необходимость передвигаться занимали все его внимание. Начинали болеть лоб и правая сторона лица. Кирпичное здание, пара двустворчатых дверей, руки, заботливо направляющие его – все это, казалось, удаляется и становится крохотным!

Я отключаюсь, подумал Десейн. Он понимал, насколько опасно было бы сейчас погрузиться в забытье. Его усадили в кресло-каталку и быстро повезли по коридору с зелеными стенами. Усилившаяся вдруг острота восприятия заставила его чувства буквально удариться о стену боли, и Десейну захотелось провалиться в беспамятство. Перед ним возникла альтернатива – либо беспамятство, либо боль, и альтернатива эта воспринималась им как вещь вполне осязаемая.

Яркий свет ударил Десейну в глаза.

Свет был повсюду. Он услышал звук ножниц, увидел руки, которые работали ножницами. Они разрезали рукава его рубашки и пиджака, убирая ткань с обожженной плоти.

Но ведь это моя плоть, подумал он.

Десейн почувствовал холодок на коже левого плеча и легкое покалывание. Рука, державшая шприц, появилась в поле его зрения. Важным для Десейна было то, что он не видел ничего за пределами этого узкого поля. В нем был туманно мерцающий свет, двигались руки и появлялись лица. Он понял, что его раздевают, а к рукам и лицу прикладывают нечто прохладное, смягчающее, скользкое.

Они сделали мне укол, чтобы отключить, подумал Десейн. Попытался размышлять о том, в какой опасности находится, насколько беспомощен. Но сознание отказалось работать в этом направлении. Его чувствам и мыслям не удалось пробиться через мерцающий туман. Раздавались голоса, и Десейн прислушался. Кто-то сказал:

– Господи! У него пистолет!

– Опусти и займись делом, – произнес кто-то еще.

По какой-то причине этот разговор позабавил Десейна. Потом он вспомнил о своем «Кемпере» – в тот момент, когда видел его в последний раз и когда машина превратилась в шар оранжевого пламени. Там, в огне, остались все его записи. Подробнейшее описание того, что он собрал о долине Сантарога. Описание? Какие-то обрывочные заметки, размышления… Все это он хранит в памяти и без труда восстановит.

Но память умирает вместе с человеком!

Страх парализовал самую сокровенную часть его «я». Десейн попытался закричать – не получилось. Хотел пошевелиться – мышцы не двигались.

Когда на него навалилась темнота, она показалась ему могучей ладонью, которая протянулась к нему и поглотила его.

Очнувшись, Десейн помнил свое сновидение – разговор с безликими богами. «Навозные кучи восстанут, а замки падут». Эту фразу, словно через эхо-резонатор, кто-то произнес, пока он находился в забытьи: «Навозные кучи восстанут, а замки падут».

Десейн понимал, как важно запомнить это сновидение. Да. «Наконец я проснулся» – именно это он пытался сказать безликим богам.

В его памяти сон сохранился как некий непрерывный процесс, неотделимый от него самого. Сон был полон чистых деяний и мук, отчаяния и постоянных разочарований. Десейн старался сделать нечто, принципиально невозможное. Но суть этого невозможного ускользала от него.

Десейн вспомнил мощную руку, которая ввергла его в темноту. Глубоко вздохнув, он открыл глаза, и в них сразу же брызнул дневной свет. Десейн лежал на кровати в комнате с зелеными стенами. Слева через окно была видна красная ветка мадроны, маслянистые зеленые листья, голубое небо. После этого он ощутил свое тело – боль в перевязанных руках, на лбу и на правой щеке. Горло першило, а по языку растеклась горечь.

Но сон не отпускал его. Сон был бестелесен. Смерть – вот в чем ключ. Однажды Пиаже говорил об «общем инстинктивном опыте». Но какое отношение его сон имел к инстинктам? Инстинкты, инстинкты… Что такое инстинкт? Врожденная модель восприятия и поведения, отпечатавшаяся на нервной системе. Смерть. Инстинкт смерти.

– Зри внутрь себя, внутрь, человек, познай свое истинное «я», – повторяли безликие боги его сновидений. Десейн вспомнил эти слова, и ему захотелось рассмеяться.

Это был старый, хорошо известный синдром «загляни-внутрь-самого-себя», синдром профессионального заболевания психологов. Внутрь самого себя, и более никуда. Там, внутри истинного «я», помимо прочих, находился и инстинкт смерти. Познать самого себя? Десейн чувствовал, что не сможет познать самого себя, не умерев.

Смерть – фон, на котором жизнь познает саму себя.

Кто-то откашлялся справа, прочищая горло. Десейн напрягся и повернул голову. На стуле рядом с дверью сидел Уинстон Бурдо. Его карие глаза, сверкающие на темном лице, таили насмешку.

Но почему Бурдо?

– Счастлив видеть вас очнувшимся, сэр, – произнес официант.

В рокочущем голосе Бурдо слышались мягкие нотки дружеского участия. Именно поэтому его и позвали? Он должен был успокоить и притупить бдительность жертвы?

Но я пока жив, подумал Десейн.

Если сантарогийцы хотели покончить с ним, лучшей возможности не было. Он был без сознания, совершенно беспомощен.

– Почти десять часов утра. Прекрасного утра, – сказал Бурдо, улыбнувшись и показав свои белоснежные зубы, сияющие на темном фоне лица. – Желаете что-нибудь?

Услышав вопрос, Десейн почувствовал, что сильно голоден. Он колебался – а не попросить ли позавтракать? Какую еду здесь подают?

Но голод – нечто большее, чем пустой желудок, подумал Десейн. Можно обойтись и без еды.

– Что я желаю, – сказал он, – так это узнать, почему вы тут.

– Доктор решил, что мой вариант – самый безопасный, – отозвался Бурдо. – Я ведь тоже был здесь чужаком и хорошо помню свои тогдашние впечатления.

– Они тоже пытались убить вас?

– Сэр?

– Хорошо. Сформулируем иначе: с вами тоже происходили несчастные случаи?

– Я не разделяю точку зрения доктора на… несчастные случаи. Однажды, правда, я думал… Но теперь я понимаю, как ошибался. Люди долины не хотят никому причинить зла.

– Итак, доктор прислал вас потому, что ваш вариант – самый безопасный. Но вы не ответили на мой вопрос: у вас тоже были несчастные случаи?

– Вы должны знать, – произнес Бурдо, подумав несколько мгновений, – что, если не понимаете то, как живут люди долины, и не следуете их правилам, то… обязательно будете… попадать в ситуации, в которых…

– Значит, были. И именно поэтому вы получали тайные посылки из Луизианы?

– Тайные посылки?

– Да. А что еще вам присылали на почту в Портервилле?

– Вам известно даже об этом? – Бурдо покачал головой и усмехнулся. – А вам никогда не хотелось отведать той еды, которой вы наслаждались в детстве? – спросил он. – Я не думал, что мои новые друзья из долины это понимают.