Наконец все успокаивалось. Самые осторожные даже заводили наиболее ценный скот в дома, устраивая его в сенях или где получится. В одиноко стоящих домах на ночь оставались дежурить караульные. Иногда в глухой ночи раздавались странные, пронзительные звуки, удары в железные плиты или гонги, сооруженные из старых рельсов. Потом раздавался хор женских криков, воплей и причитаний. Эти звуки обычно прерывал звук одного, а потом и множества ружейных и пистолетных выстрелов, а иногда и глухой взрыв ручной гранаты. Это наблюдатели на чердаках забаррикадированных домов разными способами оповещали околицы о нападении особо хищных мародеров, которые не довольствовались брошенным бесхозным добром. В таких случаях весь гарнизон местного милицейского поста рысью бежал в направлении пронзительных криков и выстрелов, но результат этого вмешательства был различным. Когда число ночных налетчиков не намного превышало милицейскую команду из четырех человек, стражи порядка, как правило, побеждали. Но иногда перевес оказывался на стороне неприятеля, и тогда милиционерам приходилось, часто отстреливаясь из ППШ, баррикадироваться на посту, который иногда был осажден до рассвета. Эти банды, кочующие неизвестно где, как в Диком поле перемещались из одной местности в другую, и только усердное занятие домашними делами не позволяло жителям сравнить свою жизнь с периодом, описанным Сенкевичем в романе «Огнем и мечом». Со временем «посещения» подобных гостей становились все реже, но в те времена, когда инженер Осецкий строил электростанцию, они еще случались иногда, не вызывая, впрочем, особого интереса, потому что люди уже привыкли к ночным беспокойствам. Лишь тот, кто терял дойную корову или молодого коня, клял все на чем свет стоит и шел в милицию, где с его участием составлялся подробный протокол. После чего он покупал новые, еще более крепкие доски и запоры, с помощью которых запирал на ночь двери и окна, – до следующего случая.

Когда придуманное инженером соединение узлов было установлено на вмурованных подставках и был запущен большой дизель, Осецкий в обществе второго инженера, мастеров и рабочих (Мисько, разумеется, тоже был там) переключил рубильник на распределительном щите, и идущая на юго-восток линия оказалась под напряжением. Пол в зале легко дрожал от работы двигателя, который хоть и был обновлен, немного скрежетал и пыхтел при выхлопах.

Долгое время все стояли в молчании, с удовольствием вслушиваясь в гудение валов. Наконец инженер отправился в контору. Здесь его встретил Мисько. Он был взволнован.

– Это правда, что вы уезжаете? – резко спросил он.

– Еще не знаю точно, но скорее всего да. Нужно запустить подстанцию, а кроме того, я получил письмо от директора объединения. Есть завод, на котором должна быть собственная силовая станция, и он считает, что я, имея некоторый опыт, мог бы…

– Так вы поедете?

– Нужно.

– А шофер вам нужен?

Осецкий улыбнулся и крепко пожал сильную руку Мисько.

– Конечно, нужен. Без шофера никуда. А сейчас, – сказал он, не давая водителю ответить, – мы должны поехать в банк. На нашем счете собралась приличная сумма. Нужно выплатить людям зарплату и премию.

К этому разговору прислушивалось несколько рабочих из неквалифицированных. Были там и каменщики-немцы.

Четыреста тысяч новыми, прекрасными банкнотами Осецкий принял незадолго до закрытия банка и только теперь подумал, что делать с этим сокровищем.

– Домой взять или завести в контору и оставить в кассе? – задумался он.

– Можно домой, а можно и в контору.

– Но в конторе касса, а я живу в предместье. Что же делать?

Поехали все-таки на электростанцию. Было уже темно. «Опель», который уже отработал свое и мог бы давно пойти на вечный покой, кряхтел и скрежетал, въезжая на пригородный холм.

– Что это за огни за нами? – поинтересовался Осецкий.

Мисько только глянул в зеркальце.

– Какой-то грузовик.

Он с минуту помолчал. Потом добавил газу и, не обращая внимания на выбоины, рванул на второй скорости, даже вода вскипела в радиаторе.

Инженеру казалось, что шофер вытягивает из мотора последние силы. Возбужденный, он обернулся и увидел неясные полосы фар чужого автомобиля, спокойно догоняющего их.

Вдруг раздался выстрел. Пуля просвистела над машиной.

Мисько выругался.

– А у вас нет пушки, а?

Осецкий не ответил. Шофер приблизил к нему вспотевшее темное лицо.

– Я сейчас приторможу, – шепнул он, – и вы прыгайте с деньгами. Сразу бегите в поле, там кусты на втором участке.

– А вы?

– Обо мне не беспокойтесь.

Он сунул в руки инженеру набитый портфель, на минуту погасил свет и открыл двери, резко тормозя. Инженер выскочил, споткнулся и, пригибаясь, побежал по склону. Через минуту его окружили заросли. Он остановился и с напряжением смотрел на шоссе.

Раздался второй выстрел. Осецкому показалось, что он видит вспышку выстрела со стороны преследовавшего их автомобиля, который приближался, рыча так громко, что мотора «опеля» уже не было слышно. На вершине холма фары убегающей машины вдруг закружились, обметая всю околицу белым светом, как перепуганные глаза. Потом погасли.

Осецкому кровь бросилась в голову: неужели попали в Мисько и он потерял управление?

Второй автомобиль проехал мимо, громко рыча на второй скорости. Он видел смазанные тени сгрудившихся там людей. Затем с горы донеслось шипение, острое и тонкое шипение шин машины, поворачивающей на бешеной скорости. Черная масса показалась в лучах фар большого автомобиля и заслонила собой источник света. Воздух разорвал глухой, мощный треск. Как после вспышки молнии, запала тьма, в которой что-то клокотало, какая-то большая глыба несколько раз перевернулась на шоссе, покатилась по склону вниз, и все утихло. Осецкий стоял, оцепенев, не будучи в силах двинуться с места. Донеслись до него чьи-то легкие шаги, крадущиеся, осторожные. Он задержал дыхание.

Кто-то шел прямо к нему, свернув с шоссе в кусты и продираясь сквозь густые заросли.

– Господин инженер, это я, Мисько, где вы? – сказал он громким шепотом.

Осецкий выскочил так внезапно, что Мисько даже испугался.

– Что вы сделали, пан Мисько, что вы сделали?

– Тикаем, пока они лежат под машиной. Потом будем разговаривать, – ответил львовянин и пустился таким спринтом, что инженер едва поспевал за ним.

– Уважаемые представители правительства, господа инженеры и вы, дорогие гости и коллеги, – начал Мисько, красный и красивый в черном двубортном костюме, опираясь на украшенную коврами трибуну. – Тут уважаемые предшествующие ораторы сказали столько патриотических и мудрых слов, что я бы до этого и слова не добавил. Но я хочу сказать кое-что с точки зрения обычной жизни и простого человека. Тут говорили о героической работе, и о противостоянии искушениям, и о честности, и про обязанности перед государством, и о добродетели, которая в итоге побеждает, и много других таких вещей. Но мне кажется, что когда мы делали эту работу, или когда Вензек отдал все, что имел, на восстановление Варшавы, или когда инженер Осецкий давал деру, извините, по полям, потому что бандюки хотели отнять у него государственную денежку, то мы это делали не от геройства и не от патриотичности, и ни у кого над головой не светилось, когда стокилограммовое оборудование по лестнице на пятый этаж таскали.