Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что же он теперь-то пишет? – спросила она его, наклоняясь в его сторону и легонько касаясь его руки, чтобы почувствовать его силу, истому во всём теле от прикосновения к нему…
– Не только мне. И Трубецкому тоже. Мы-де должны действовать заодно с ним!.. Защищать-де православную веру и святые церкви!
Он снова ухмыльнулся.
– И как вы решили? – поинтересовалась она.
– Отправили к нему своих, на переговоры, в Перемышль… Бурба водил их туда. Твой человек!
– А король знает об этих переговорах? – спросила она его и, чуть прищурив глаза, мило улыбнулась ему.
Он посмотрел на неё настороженно… И она почувствовала это…
– Нет! – резко ответил он. – И ему не надо знать!.. Надеюсь, ты представляешь последствия?
– Да, да! – поспешно согласилась она, поняв, что он догадывается о её тайной переписке с королём.
Чтобы уйти от дальнейшего обсуждения серьёзных дел, не испортить настроение, он шутливо перевёл разговор на другую тему.
– Государыня, твой боярин с дороги, устал! Покормить бы его надо!..
Марина смутилась, покраснели её всегда бледные щёки. Она уже знала, что будет после этого…
Она хлопнула в ладоши. И в комнату тут же вошла Казановская.
– Пани Барбара, – обратилась она к ней. – Наш гость с дороги. И не пристало расспрашивать путника, не угостив его. Да и я сама окажу ему честь, разделив с ним трапезу.
Казановская вышла. Тотчас же появились комнатные девки, накрыли стол и удалились. Вслед за ними удалилась и Казановская.
У Марины он пробыл недолго. Утром он уехал от неё. Его торопили дела под Москвой.
Глава 21
В гостях у Валуева
Как-то в середине мая Валуев приехал на двор, где Тухачевский жил вместе со всеми смоленскими. Он спешился, оставил коня холопу, зашёл к ним в избу, поздоровался.
Немного посидев на лавке, он перекинулся парой слов с Тухачевским и вдруг предложил ему:
– Яков, поедем ко мне!
– В гости, что ли? – растерялся Яков, не поняв, что он хочет.
– Да, – ответил Валуев. – Собирайся, поехали!
Яков собрался быстро. И они отправились верхом через весь город в сторону Чертольских ворот Белого города.
По дороге они разговорились о королевиче Владиславе и о том, что будет делать Гонсевский сейчас, когда Сапега со своей армией уже под Можайском, вот-вот будет под Москвой.
– Да ничего! – воскликнул Валуев. – Мы их вот так, вот так! – стал выкручивать он узду у своего жеребца, вымешивая на нём свою злость всякий раз, когда речь заходила о Владиславе, о той грамоте, что он подписал под Царёвым Займищем…
Пока они добирались до его двора, Валуев успел дважды взвинтиться на свои же рассуждения о странностях военных действий того же Сапеги. Он был, как всегда, горяч. Его маленькое скуластое лицо то покрывалось красными пятнами, то бледнело, когда он немного успокаивался.
И Яков, опасаясь, что с ним случится удар, облегчённо вздохнул, когда они наконец-то добрались до места, куда ехали.
Двор Валуева находился на Волхонке, в одном из уцелевших от пожара переулков. На дворе, длинником в двадцать четыре сажени и поперечником в тринадцать, стояли две хоромные избы. В одной жил сам Валуев с женой и дочерьми, Марфой и Татьяной, ещё девицами. В другой избе жил его старший сын Иван со своим семейством.
На второй ярус хоромины вела лестница с перилами.
По этой лестнице он и поднялся вслед за Валуевым. Они прошли по узким гульбищам, миновали холодные сени и переступили порог просторной комнаты. Это оказалась столовая. Посреди неё стоял длинный стол, накрытый скатертью с вышитыми по её краям цветами. Рядом с ним, по обеим сторонам, стояли лавки. К одной из глухих стенок прилипли коники[88], обитые тёмно-синим сукном. Окна были затянуты мелкими разноцветными слюдяными пластинками.
Столовая палата оказалась пустой. Но как только они вошли в неё, тут же появился дворовый холоп, средних лет малый, с опрятной окладистой бородой.
– Митрошка, тащи на стол! – приказал Валуев ему, вздёрнув свой тонкий носик, с располагающей улыбкой радушного хозяина.
Дворовые накрыли стол и удалились. В комнате остался только Митрошка. Немного постояв у стола, он отошёл к двери и там сел на лавку, положил руки на колени, показывая, что готов к распоряжениям хозяина.
Валуев и Яков сели за стол. Валуев взял штоф с водкой и налил себе и Якову по чарке.
Они выпили, закусили, немного помолчали. С чего-то надо было начать разговор.
– Ну что там, под Смоленском-то? – спросил Валуев его.
Яков рассказал.
Валуев внимательно выслушал его. Затем он стал с чего-то оправдываться перед ним:
– Ты думаешь, я за Владислава стою? Или за короля?
Он поморщился, словно от чего-то горького.
– Не-ет! Но сейчас некуда деваться!..
Он тяжело вздохнул.
– А Заруцкий – сволочь! – с чего-то стал ругаться он. – Он у меня пушкарей выбил! Под Тулой ещё!
– Григорий Леонтьевич, а может, мы не то делаем, а? Почто за короля-то стоим? Он же католик!.. Ну, покрестится Владислав! А всё равно чужой! Да, я понимаю, то дело боярского ума! Не наше! Но вот как хотя бы со Смоленском-то, а?! Там же всё паны позасиживали! И тут, на Москве, паны уже!.. Куда деваться нам-то? То отдадим, потом другое!.. Что дальше-то?! – вырвалось у него в сердцах.
И он тут же испугался, что сказал лишнее, уставился на Валуева, ожидая от него чего-то.
Валуев тоже уставился на него. Он не сразу нашёлся, что сказать. На нём тяжким камнем висела сдача войска под Царёвым Займищем. Свой выбор он сделал, но сомневался в нём. И эти слова молодого, ещё зелёного сотника больно задели его. Тот явно показывал ему, что он делает не то.
Он обидчиво засопел, подтёр нос кулаком. Налив себе в чарку водки, он хотел было выпить, но спохватился, плеснул водки и в чарку Якова. Покачавшись взад-вперёд всем корпусом, словно раздумывая, встать или нет с лавки, он ещё раз шумно вздохнул, пересиливая в чём-то себя.
– Ладно, давай, – поднял он свою чарку. – За государя! – усмехнулся он, неизвестно какого имея в виду государя.
Они выпили.
– Гонсевский – вот новый государь! – выкрикнул Яков, поперхнувшийся от крепкой водки. – Кха!.. Москву выжег!..
Спьяну он как-то странно хрюкнул, словно всхлипнул.
– Не придёт Владислав-то! – выпалил он и сам испугался своей же смелости. – Король тут будет! Да и не сам, а вот так, как сейчас Гонсевский!
Валуев стал объяснять ему, а скорее себе, необходимость честности в государственных делах.
– Слово дали – надо держать. Он, Владислав-то, ещё не