«Крестьяне!» – подумала Алиенора. Она следила за действиями женщины: та очистила стол, выплеснула остатки воды в окно с криком: «Gardez l’eau!»[65]

– Я принесу что-нибудь поесть, – сказала она и постучала в дверь.

Когда Амария ушла, Алиенора опустилась на колени и попыталась молиться. Она всегда перед завтраком посещала мессу, но тут для ее духовных потребностей ничего не было предусмотрено. Придется попросить и об этом.

Молиться было трудно. Мешали мысли о неминуемом разговоре с мужем, воспоминание о его угрозе убить ее. Когда он придет или вызовет ее? И вообще – в Руане ли он?

Алиенора попыталась сосредоточиться на страданиях Христа. Легко было общаться со Спасителем в богато украшенных королевских часовнях или в тишине Фонтевро или других известных монастырей. Но здесь, в этой безрадостной комнате, в самый трудный для нее час Господь, казалось, не хочет слышать ее.

Королева сосредоточилась на пяти пунктах молитвы[66]. Благодарности – но за что? За то, что пути Господни воистину неисповедимы? В чем могла состоять Его цель, когда Он подвергал ее этим страданиям и несчастьям? В том, чтобы она повинилась? Но перед кем? Перед мужем, которого должна любить и в отношении которого обязана выполнять супружеские обязанности?.. Но Генрих бессчетное число раз изменял ей и не пожелал отдать должное сыновьям. Нет, уж лучше повиниться перед Молодым Генрихом, перед Ричардом и Жоффруа за то, что не смогла им помочь. Молиться за других? Господь знал: она всю жизнь молилась за сыновей и других детей. Молилась также за свою землю – Аквитанию, – и за ее народ, и за всех бедняков, и за тех, кому нужна помощь в этом несчастном мире.

Молиться за себя. Сердце Алиеноры рвалось от тоски. «Помоги мне, помоги мне!» – вот единственное, о чем она могла просить, потому что не могла сосредоточиться и вспомнить все свои беды. Но Господь их, конечно, знал. Она была уверена, что Он будет милосерден.

«Слушай Господа, слушай, что Он говорит!» Алиенора старалась – как же она старалась! – смирить свои бурлящие мысли, чтобы очистить разум и впустить Его. Но ничего не получалось; если и раздавался спокойный, тихий голос, который пытался что-то сказать ей, она его не слышала.

Королева услышала другое: возвращение Амарии с подносом, на котором лежали хлеб, небольшие кусочки мяса и эль. Алиенора не чувствовала голода, но заставила себя немного поесть, Амария села напротив и принялась по-простецки заталкивать в рот куски еды. Отвращение переполняло Алиенору. Неужели никто не говорил этой женщине, что еда – это не только возможность удовлетворить плотские потребности, но и продемонстрировать хорошие манеры, учтивость, поговорить?..

Что она и попыталась сделать.

– Вы живете поблизости? – начала Алиенора.

Амария холодно посмотрела на нее, шумно вгрызаясь в кусок хлеба.

– Нет, леди, – ответила она.

Алиенора попробовала еще раз:

– У вас где-то неподалеку семья?

– Нет.

– Тогда откуда вы?

– Из Норфолка.

– И что же вы делаете в Нормандии? – Природное любопытство Алиеноры начинало приносить результаты.

– Мой муж был одним из капитанов короля и повсюду следовал за ним. Я скучала по нему, а потому нашла работу прачки при королевском дворе, чтобы путешествовать с ним.

– Он здесь – с вами? Ваш муж.

– Он мертв, – последовал откровенный ответ.

– Примите мое сочувствие, – искренне сказала Алиенора. – И давно вы вдовствуете?

– Три месяца. Но вам что до этого, леди?

– Я просто подумала, что если уж мы вынуждены все время быть рядом, то можем попытаться сдружиться – так будет легче нам обеим.

– Вам, вы хотите сказать, – прозвучал грубый голос.

– Конечно. Но от этого и вам тоже будет польза.

Последовала пауза – Амария обдумывала ее слова.

– Мне запрещено много говорить с вами, леди, – ответила она. – Только прислуживать вам.

– Я не буду говорить о том, почему я здесь, – пообещала Алиенора. – Только о вас и обо всяких общих делах. Мне вот интересно узнать, как вы оказались на этом месте.

– Когда леди Алиса де Пороэт содержалась здесь заложницей, за нее отвечал мой муж, и я прислуживала ей. Это было несколько лет назад, но после этого я, когда требовалось, прислуживала еще нескольким приезжим дамам.

– И некоторые из них были заложницами, как леди Алиса?

– Я не знаю. Мне только говорили, что я хорошо поработала и его величество король доволен. Думаю, поэтому за мной и прислали на днях и сказали, что я буду прислуживать вам, леди.

– Вам сказали, почему я здесь? – спросила Алиенора.

– Нет, только то, что вы пленница короля.

– Но до вас ведь доходили слухи, да?

Ответом был неприветливый взгляд. Женщина поджала губы:

– Об этом я не могу говорить.

– Справедливо, – ровным тоном ответила Алиенора, стараясь не разрушать ту хрупкую связь, которая только-только начала устанавливаться между ними. – Скажите, а дети у вас есть?

– У меня есть один сын. Марк. Ему двенадцать. Он учится в школе при соборе в Кентербери. Умный мальчик. Будет священником. – Взгляд Амарии неожиданно смягчился от гордости. У нее даже внешность изменилась.

Алиеноре подумалось, что когда-то Амария, возможно, была хорошенькой.

– Вы, наверное, гордитесь им, – сказала она. – Я тоже мать и понимаю, чту вы чувствуете. Дети – самое главное в мире, правда?

Алиенора спрашивала себя, достаточно ли у Амарии ума понять, чту Алиенора пытается донести до нее: все, что она сделала, она сделала ради своих сыновей.

Амария посмотрела на нее с озадаченным, но сочувственным выражением и быстро отвернулась, когда Алиенора улыбнулась ей.

– Я должна убрать все это, – сказала она и стала собирать остатки завтрака.

– Мне нужны кое-какие вещи, – проговорила Алиенора.

– В сундуке, – ответила Амария.

Алиенора опустилась на колени, подняла крышку и нашла кипу чистых тряпиц, используемых при месячных и давно уже ей не нужных, свежее белье, головные платки и чулки – все это было переложено свежими травами. Еще она увидела два шерстяных платья: одно темно-зеленое, другое темно-синее, оба простые и удобные. Ничего королевского или блещущего великолепием; лишение ее каких-либо знаков высокого положения было частью наказания. С содроганием Алиенора подумала о том, какое платье она наденет, когда ее поведут на казнь.