– Я вижу, вы постарались, собирая это, – признательно сказала она Амарии. – Спасибо.

Вид у женщины, когда она услышала это, был смущенный. Служанка явно не знала, что думать о своей королеве.

«Может быть, она ожидала увидеть чудовище, – подумала Алиенора, – а теперь удивлена, поняв, что я существо из плоти и крови, как она сама. И что я люблю своих сыновей так же сильно, как она своего». Это было хоть какое-то основание, на котором можно строить дальнейшие отношения.

– У меня есть еще просьба, – сказала Алиенора, вставая на ноги. – Я бы хотела в моих испытаниях иметь утешение веры. Можно ли прислать ко мне священника?

– Я спрошу, леди, – ответила Амария и снова постучала в дверь.

Вернулась она через четверть часа.

– Завтра утром сюда придет отец Гуго – выслушать вашу исповедь и отслужить мессу, – сообщила она Алиеноре. Манеры служанки стали теплее.

Амария принялась стелить кровать, а Алиенора уселась на единственное кресло, спрашивая себя, что, черт побери, будет она делать в долгие часы, которые ее ждут. Необходимо чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься от тех ужасных мыслей, что преследовали ее. Но ничего такого, чем она привыкла занимать себя, здесь не было: ни книг, ни музыкальных инструментов, ни вышивки, ни дам, с которыми она привыкла играть в шахматы или шарады… и, конечно, ни малейшей возможности отправиться на прогулку верхом. Или хотя бы пройтись по саду. Заключение, хотя оно и оказалось легче, чем Алиенора предполагала, было удушающим, она больше не могла выносить его ни минуты.

Но куда же деваться? Надо сделать что-нибудь.

– Скажите мне, Амария, как вы любите проводить время?

– Я шью, – ответила женщина. – Прежде мне нравилось возиться у себя на огороде. Но теперь дома больше нет. Нет нужды его сохранять.

– Не могла бы я помочь вам вязать? – спросила Алиенора. – Мне нечем себя занять.

– Тут целую кипу простыней нужно подшить, – ответила Амария.

– Тогда давайте за дело! – с благодарностью откликнулась Алиенора.

– Я их принесу. – На лице женщины изобразилось некое подобие улыбки. – Ох, не думала я, что когда-нибудь придется чинить простыни с королевой Англии!

На второй день кипа простыней уменьшилась, но лишь незначительно по сравнению с предыдущим утром. Алиенора хотела бы заняться чем-нибудь, требующим умственных усилий, чтобы отвлечься от мыслей о нынешнем прискорбном положении, но она была благодарна Амарии хотя бы за то, что та если и не прониклась к ней дружескими чувствами, то стала проявлять чуть больше участия. Им удавалось поддерживать разговор о еде, деторождении, путешествии и множестве других мирских дел. Алиенора отчаянно желала довериться этой женщине, но она боялась рисковать возникшим между ними хрупким согласием. Ах, как ей хотелось поделиться с кем-нибудь своими страхами! Священник в этом смысле оказался бесполезным – старик, глупый и глухой, он выслушал произнесенную шепотом исповедь с усталым и умным видом, потом наложил на королеву нестрогое наказание. Она немедленно исполнила его, проговорив несколько раз за шитьем «Аве Мария». Алиенора поняла, какое это трудное испытание – сидеть и шить, не имея ничего другого, чем занять мечущийся ум, и думая о том, что не за горами сумасшествие.

Но такое времяпрепровождение не затянулось. Внезапно дверь распахнулась, и вошел капитан стражи.

– Приготовьтесь, леди, сюда идет король, – сообщил он. – Ты, женщина, иди со мной, – сказал стражник Амарии и пятясь вышел в дверь.

И тут Алиенора осталась наедине со своей судьбой. Страх наполнил душу, когда услышала она, как шпоры Генриха быстро постукивают по ступеням лестницы, потом пики снова разошлись, и король быстрым шагом вошел в комнату – плотная фигура в обычной охотничьей одежде, бычья голова наклонена вперед, рыжие волосы и борода отливают седыми прядями, в глазах лед ярости и ненависти. Алиеноре достаточно было раз поглядеть на мужа, чтобы понять: разговор легким не будет. Но разве она надеялась на что-нибудь иное?

Королева сделала реверанс и наклонила голову, соблюдая ритуал. Конечно, более действенно было бы опуститься на колени или упасть ниц в мольбе, но Алиенора напомнила себе, что виноватая здесь не она. Если держаться этой позиции, ей мало что поможет, но согласиться с тем, что она не права, Алиенора не могла.

– Нет слов, чтобы передать, что я о тебе думаю! – без всякого вступления прорычал Генри. Алиенора подняла голову, но муж не пожелал встречаться с ней взглядом. – Это самое горькое предательство за всю мою жизнь, – заявил он, и лицо его покраснело от гнева и обиды.

– Убедить тебя ни в чем невозможно, – спокойно сказала Алиенора. – Все шло к этому. Ты мог бы и догадаться. Господь свидетель, я пыталась предупредить тебя о том, что может случиться, если ты будешь упорствовать и несправедливо относиться к нашим сыновьям. Неужели ты полагаешь, будто я, их мать, останусь в стороне, продолжая спокойно смотреть на то, что ты делаешь?

– Ты знаешь, что ты наделала?! – прорычал Генрих. – Половина Европы ополчилась против меня. И в это число входят твои сволочные аквитанские вассалы! Они используют эту ссору как предлог для восстания против того, что они называют деспотическим правлением.

– Посмотри на себя, Генри! – ответила Алиенора. – Подумай, кто во всем этом виноват?

– Не пытайся придумать оправдание для своих поступков! – брызгая слюной, прокричал он. – Ты совершила страшное преступление, а теперь пытаешься переложить вину на других. Из-за тебя и твоих сыновей существование моего королевства теперь под угрозой. Да что говорить, я и корону могу потерять! Так ведет себя покорная и преданная жена? Это возмутительно, невероятно! Я тебе говорю, Алиенора, ты можешь посмотреть старые хроники и найти там многочисленные примеры того, как сыновья поднимались против отцов, но там нет ни одного случая, когда королева бунтует против мужа. Ты сделаешь меня жалким посмешищем во всем христианском мире. Люди даже говорят, это Божья кара за то, что мы заключили кровосмесительный брак. Кровосмесительный? Да уж скорее дьявольский!

Король был вне себя. Спорить с ним теперь бесполезно, так что и пытаться не стоило.

– И что ты собираешься делать? – с вызовом спросила Алиенора, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Предать меня суду? Твоим двенадцати честным и верным людям?

Генрих смерил ее ненавидящим взглядом:

– По закону я должен был бы повесить тебя за измену. Но считай, что тебе очень повезло: не хочу выставлять на публику свой – или твой – позор. Я не сообщал о твоем аресте и не имею намерений заявлять о твоей измене. Хватит с меня скандалов. Ты уже и без того достаточно навредила мне. Теперь вся Европа будет шептаться об этом. Надеюсь, ты это понимаешь. Боже, Алиенора, неужели ты и в самом деле так хочешь причинить мне вред?

– Причинить тебе вред? – повторила Алиенора. Теперь она была в безопасности, а потому могла выговориться. – Это называется: с больной головы… Что ты скажешь обо всех женщинах, с которыми ты изменял мне? А твоя глупая, рабская зависимость от Бекета? Много тебе принесла твоя любовь к нему? Не ради ли его советов ты оставил меня? А то, что ты наплевал на мой совет о том, как править моими владениями? Вот теперь с последствиями этого ты и разбираешься. И самое главное – как ты мог быть таким несправедливым по отношению к нашим сыновьям?