Отлучение от Церкви. Страшная, ужасная анафема. Быть отрезанной от Самого Господа, от Церкви и всех ее утешений, от всех христиан, остаться без друзей и быть обреченной на вечное проклятие. Нет, Генри, конечно, не пойдет так далеко. Ведь и он сам во время своей долгой ссоры с Бекетом больше всего боялся именно этого.

Она не может вернуться к Генри. Очень скоро он узнает, что она отправила сыновей и Рауля де Фая к его врагу – королю Людовику. Если только уже не узнал об этом. Даже если она отправится в путь прямо сейчас, то, вероятно, опоздает: эти сведения дойдут до него раньше. А имея доказательства ее измены, Генрих вполне может осуществить свою угрозу убить ее. Ради детей и ради себя самой она не должна к нему возвращаться. Даже под угрозой отлучения.

Алиеноре вдруг пришло в голову, что находиться здесь ей опасно, пусть это и ее родная Аквитания. У Генри, возможно, заняты руки: он подавляет бунт сыновей и ведет войну по всем границам, но он наверняка пошлет за ней своих людей. И что тогда?

Надо уехать. Надо как можно скорее уехать в Париж. Алиенора никогда не думала, что ей придется искать защиту от Генри у бывшего мужа, но теперь Людовик – единственный человек, который может защитить ее.

Она вызвала капитана своей стражи и приказала подготовить небольшой отряд сопровождения. Чем меньше он будет, тем скорее они доберутся до места. Потом собрала своих дам – Торкери, Флорину и Мамиллу, трех женщин, которых она любила больше других. Они провели с королевой долгие годы, и она могла доверить им даже свою жизнь. Алиенора поведала им о том трудном положении, в котором оказалась.

– Выбор в любом случае остается за вами, поедете вы со мной или нет. Если вы решите не ехать, я смогу и сама позаботиться о себе, так что пусть это вас не беспокоит. Я, конечно, буду рада вашему обществу, но это побег, а не веселое путешествие, и я не могу гарантировать вам безопасность. И не знаю, когда мы сможем вернуться.

– Я еду, – без колебаний сказала Мамилла.

– Можете на меня положиться, – ответила Торкери.

– Неужели вы сомневались? – улыбнулась Флорина.

Алиенора благодарно обняла всех их.

Время терять было нельзя. Они спешно собрались, взяли только то, что было необходимо и помещалось в седельные мешки, и поспешили вниз по лестнице на майское солнце. Алиенора не смогла удержаться – оглянулась, посмотрела на дорогие, знакомые стены дворца, прекрасный сад, только-только начавший расцветать. Она не знала, увидит ли когда-нибудь все это снова. Но предаваться сентиментальным настроениям было некогда. Лошади и воины уже готовы, и нужно торопиться. Отъезд прошел практически незамеченным, потому что выглядели они так, будто собрались в монастырь или в замок местного барона. Лишь четыре человека, наблюдавшие из окна башни, отметили отъезд герцогини и решили, что об этом событии нужно сообщить хозяевам.

Когда отряд покинул пределы Пуатье, Алиенора приказала перейти на галоп и скакать на северо-восток во весь опор, словно за ними гонятся все силы зла. Впрочем, так оно и могло быть на самом деле, мрачно подумала она. При других обстоятельствах королева и ее дамы, умелые наездницы, получили бы удовольствие от этой гонки, но Алиенора опасалась, что в любой момент они могут быть перехвачены или попасть в засаду. Она настолько уверилась в необходимости немедленного бегства, что у нее не было времени отправить вперед гонца к Людовику с извещением о приезде. Но даже самый быстрый гонец вряд ли преодолел бы расстояние до Парижа быстрее, чем они. Женщины направлялись к мосту через Луару в Туре, оттуда – на Орлеан, а от Орлеана до Парижа оставалось семьдесят миль.

Всего им предстояло проскакать 180 миль – пугающее расстояние при сложившихся обстоятельствах. Их скакуны, конечно, не смогут преодолеть весь путь без остановок, и им придется искать свежих лошадей в городах по пути. Алиенора взяла для этого деньги. Она даже не забыла положить в седельный мешок горшочек с бальзамом, зная, что к тому времени, когда они окажутся в безопасном месте, все будут страдать от потертостей.

Женщины были в десяти милях от Пуатье, когда за спиной у них послышался зловещий стук копыт, и Алиенора чуть ли не замерла от дурного предчувствия. Если ее схватят теперь, то Генри сможет использовать ее как заложницу, требуя покорности сыновей. А это положит конец всему, за что они борются. Капитан, возглавлявший сопровождение, повернулся в седле, прижал палец к губам и показал, что они должны сбросить скорость и потихоньку заехать в лесок, чтобы спрятаться там за деревьями. Женщины сделали то, о чем сказал капитан, слыша вдалеке все приближающийся стук копыт, но когда они спрятались за ветвями деревьев, опасливо задерживая дыхание, топот стих, и теперь они слышали только шорох листьев и чириканье птиц.

– Скачем дальше, – сказал капитан.

– Постойте! – приказала Алиенора и обратилась к трем своим дамам: – Торкери, Флорина, Мамилла, нет никакого сомнения, что мы подвергаемся опасности, даже наши жизни под угрозой. Я понимаю, что проявила эгоизм, попросив вас присоединиться ко мне, и тем самым включила в число изменников. Если бы нас поймали, вы бы понесли наказание, а потому я приказываю вам вернуться.

Дамы начали протестовать, Мамилла расплакалась, но Алиенора призвала их к спокойствию, приложив палец к губам.

– Прошу вас, возвращайтесь! – сказала она. – Немедленно. И не думайте обо мне. Я сама смогу о себе позаботиться.

– Но, мадам, вы же не можете путешествовать одна в обществе мужчин! – воскликнула потрясенная Флорина. – Это не подобает герцогине.

– Раны Господни! – не выдержала Алиенора. – Это же не поездка на охоту или паломничество в Фонтевро!

Флорина разрыдалась.

– Езжайте, – сказала Алиенора двум другим. – Возьмите ее с собой и успокойте. И не волнуйтесь за меня. Я знаю, мы еще встретимся при более благоприятных обстоятельствах.

Она понятия не имела, каким образом это может случиться, но человек никогда не должен терять веру в будущее.

После короткого прощания ее дамы поскакали назад той же дорогой. Алиенора проводила их взглядом, потом обратилась к своему сопровождению:

– Подождите здесь. Я быстро.

Она вытащила мешок из-под седла и углубилась в лес до того места, где ее уже не было видно. Там она сняла головное покрывало, драгоценности, пояс, платье и нижнее белье. Оставшись обнаженной, королева плотно подтянула груди старой перевязочной лентой, потом вытащила из сумки одежду, оставленную Молодым Королем, которую прихватила с собой на тот случай, если придется изменить внешность: штаны, чулки, котта, кожаный пояс и туфли, а также плащ с капюшоном, застегивающимся на шее – под него она спрятала свои длинные волосы. Довершали маскировку кинжал и перчатки. И когда Алиенора, засунув свою женскую одежду в заросли папоротника и выйдя из леса, предстала перед своими людьми, то была уверена, что те увидели очень правдоподобную фигуру рыцаря или барона. Удивленные взгляды воинов подтвердили ее уверенность. Она подозревала, что они немного потрясены, потому что Церковь учила: ношение женщиной мужской одежды есть ересь. Но другого выхода не было.