обрадовался, если бы поступила так. Он ведь не хотел для тебя такого, верно?

— Да, вот тут ты прав, — кивнула Лийга. — Он бы не хотел, это точно. И не позволил бы, ни за что не позволил. Он…

— А каким он был, Лийга? — спросил Скрипач. Лийга еле заметно усмехнулась.

— Славным, — ответила она. — В нём… как бы сказать… в нём не держалось зло. Знаешь, так бывает, кто-то умеет отпускать всё плохое, а кто-то нет. Он умел. Я пыталась быть на него похожей, но… у меня не получилось, да и не могло получиться. Это уникальный дар, откуда-то свыше. Светлая душа. Вообще, если честно, я лукавлю про «он». Это для меня было «он», и по работе, и по семье. А для всех Нийза — была Нийза. Чудесная халвквина Нийза, при любых обстоятельствах, в любых невзгодах. И пилотом в нетикама-кипу во время бури, когда все пугались, а она успокаивала. И в доме Рифата, где в ней души не чаяли и взрослые, и дети, и сипы, и сам Рифат. И даже во время выключения из рейса, когда не очень хорошо, а порой и плохо. Всегда. Скиа, иди к Иту, я хочу побыть одна. Недолго. Скажите Рифату, чтобы чуть подождал, и подводил кипу к яхте. Я позову.

— Хорошо, — кивнул Скрипач. — Мы подождем. Столько, сколько ты сочтешь нужным.

— Вот и договорились, — Лийга снова повернулась к яхте. — Иди, Скиа. Иди.

* * *

— Мародерство какое-то, — с горечью сказал Скрипач, когда Рифат подвел кипу к корпусу яхты, и открыл аккумуляторный отсек. Сейчас следовало вывести погрузчик, снять старый аккумулятор, и поставить на его место новый. Ит уже открыл фрагмент борта, и осмотрел батарею — практически полную, и абсолютно исправную.

— Что ты сказал? — спросил Ит.

— Мародерство, говорю. Как… это как вещи с трупа снимать, — сердито сказал Скрипач. — Помнишь, как мы с Киром одному уроду в морге набили физию за такое? Паскуда, вспоминать противно. Вот же тварь. И это — не лучше. Трагедия, а мы за батарейкой лезем. Стыдно.

— Да, стыдно, — согласился Ит. — А что делать? К тому же они сами предложили.

— Да понимаю я, — отмахнулся Скрипач. — Но как-то это всё равно… нехорошо.

— Давай хотя бы прощения попросим, — предложил Ит. — Отойдем в сторонку, и поговорим с ним. Ну, или с ней, если угодно. По сути, это могила.

— Вот именно, — согласно кивнул Скрипач. — Да, поговорим. Про себя. Молча.

— Лийга попрощалась? — спросил Ит.

— Прощается. Знаешь, людям это всё недоступно, — покачал головой Скрипач. — У них это как-то не так работает. Мы с тобой всё-таки в большей степени рауф, мне кажется. Потому что нам и в голову не может прийти, что можно, даже в теории, бросить жену с ребенком, например. Или предать кого-то из родных, по-настоящему. Не потому, что это плохо или хорошо, а потому что это обусловлено, в первую очередь, спецификой самого вида.

— Да, трехфазный геном сложнее, чем двухфазный, — покивал Ит. — Эволюционирует дольше, этапов проходит больше, связи между особями строятся иначе. Но есть и бонусы. Помнишь лекции Фэба о преимуществах разных видов? Как можно из проигрыша сделать выигрыш? При видимой сложности размножения рауф весьма многочисленны, к тому же у нас есть отличная защита от инбридинга, которой нет у людей или нэгаши. Одни только Габсбурги чего стоили, по сей день вспоминаю эту портретную галерею челюстей, — он усмехнулся. — Для нас близкородственные скрещивания, передача дефектных генов, и прочие нежелательные последствия в тех же высоких семьях практически полностью исключаются. Встречаются, да, но на порядок реже, чем у двуполых, за исключением когни, конечно. И наследственных заболеваний у нас меньше.

— Да помню, конечно, — кивнул Скрипач. — Как не помнить. Это же азы.

— Вот только Лийга сейчас — отчасти жертва и принадлежности к виду тоже, — продолжил Ит. — Нам гораздо сложнее отпускать кого-то, чем тем же людям. Столько лет… человек бы давно сказал: быльем поросло. Или что-то вроде того. А для Лийги это — как вчера. Ну, ты знаешь. И я знаю.

— Да, — Скрипач помрачнел. — Мы знаем. Поэтому давай поторапливаться, наверное. Не стоит задерживаться здесь лишнего.

* * *

Кипу уходил всё дальше и дальше, яхта давно скрылась за барханами, но Лийга, которая пошла на крышу, так до сих пор и не спустилась вниз, она сидела там, наверху, сидела абсолютно неподвижно, и, не отрываясь, смотрела на юг, туда, где осталась яхта. Скрипач предложил сходить за ней, ведь там, наверху, было сейчас холодно, но Рифат остановил. Не нужно, сказал он. Не нужно, она сама придет, когда захочет. Да, там холодно, это верно. У неё в душе сейчас тоже холодно.

— А у тебя? — спросил Скрипач.

— И у меня, — кивнул Рифат. — Но я мужчина, и обязан быть сильнее. Ит, Скиа, когда она вернется… мне надо побыть с ней. Вы тогда ведите, а мы посидим в каюте. Заодно и пары сформируем так, чтобы можно было… ну, тот разговор вы помните.

— Да, Рифат, так и поступим, — согласился Ит. — Только лучше бы тебе её позвать всё-таки. Нам скоро в полосу входить, и быть наверху нежелательно. Я и так сейчас веду вдоль границы, но уже пора поворачивать.

— Хорошо, — кивнул Рифат. — Я её позову.

О чем говорили Лийга и Рифат в каюте, ни Ит, ни Скрипач спрашивать не рискнули. Зачем? И так всё понятно. Самим им тоже говорить не особенно хотелось, опыт потерь был большой, и воспоминания о них сейчас тоже против воли оживали, потому что не чувствовать боль и тоску было невозможно. Однако Лийга, против ожиданий, взяла себя в руки довольно быстро — через два часа, когда уже миновали активную полосу, она пришла в каюту, и выглядела совершенно нормально. Ни заплаканных глаз, ни траурного выражения на лице. Лийга и Лийга, почти такая же, как и всегда.

— Сменить вас? — первым делом спросила она. — Устали?

— Не надо, — покачал головой Ит. — Лучше отдохни пока.

— Я тогда поесть приготовлю, — возразила Лийга. — Вы ведь есть хотите?

— Мы всегда есть хотим, — хмыкнул Скрипач. — Если ты не заметила, мы вообще существа весьма прожорливые.

— Ой, не наговаривай, — отмахнулась Лийга. — Вы самые обычные. А то я прожорливых не видела. Знаешь, сколько некоторые еды в ресторанах заказывают в том же Анкуне? Мы с Рифатом вдвоем за неделю столько не съедали, сколько там за один раз умудрялись съесть, причем что люди, что рауф.

— О, это знакомая история, — усмехнулся Скрипач. И принялся рассказывать Лийге о Гарике, Рэме, и Тиме, трёх искаженных Архэ, которые специализировались именно что на еде, и сделали из посещений ресторанов профессию. Лийга сперва слушала с некоторым недоумением, но потом, когда Скрипач рассказал о том, что такое ресторанные критики, развеселилась, и, кажется, сумела, пусть и немного, отвлечься