И уже очень скоро стало очевидно, что очень многие (особенно среди более молодой части населения) восприняли перемены в высшем руководстве не только с удовлетворением, но в значительной мере даже с оптимизмом, обрели уверенность, что страна наконец выходит на верный курс.

Меня где-то с конца восьмидесятых – начала девяностых годов интересовал вопрос: имелся у М.С. Горбачева заранее продуманный, так сказать «генеральный» план радикальных перемен или его политика была в основном импровизацией и он действовал по известному рецепту Наполеона Бонапарта – ввязаться в драку в надежде, что ход событий сам подскажет, как действовать дальше? Уже после того, как Михаил Сергеевич отошел от руководства страной, я решился задать ему этот вопрос. Он ответил так: «Над несколькими важнейшими проблемами я думал давно и имел какой-то общий план, а во многом действительно ход событий подсказывал, что делать дальше».

У меня нет сомнений в том, что этот ответ был точен и правдив. О том, что Горбачев – человек незаурядный, думающий, способный к политическому творчеству, я впервые услышал от Ю.В. Андропова в начале семидесятых годов, о чем уже писал выше, а со временем я и лично убедился в справедливости тех высоких оценок, которые давал Андропов Горбачеву. Но сегодня меня больше занимает другое: что именно заставило Андропова обратить на него внимание, выделить из когорты многочисленных партийных руководителей?

Зная Ю.В. Андропова по совместной работе в ЦК КПСС, я убедился, что он быстро определяет интеллектуальный потенциал и способность к самостоятельному мышлению работников. Думаю, что он и увидел эти главные положительные черты тогдашнего секретаря Ставропольского крайкома и потому решил его поддерживать и выдвигать, а позже – постараться сделать своим преемником на посту генерального секретаря ЦК КПСС. И это дает мне основания думать, что на высокий пост Горбачев пришел с неплохими «домашними заготовками», кое-какие из которых он «обкатал» во время многочасовых бесед с Андроповым, ежегодно проводившим свой отпуск в Кисловодске, входившем в Ставропольский край.

Личность лидера, руководителя всегда была носителем субъективного, случайного в процессе развития общества, происходящего все же в соответствии с определенными объективными закономерностями. Но та или иная личность со своим набором качеств, особенностей мышления, характера и темперамента, как правило, оказывалась востребованной и могла по-настоящему реализоваться в качестве руководителя тогда, когда этот набор ее особенностей отвечал назревшим общественным потребностям.

Почему фигура Горбачева привлекала, я бы даже сказал, притягивала внимание руководящих деятелей страны, начиная с Андропова? Кроме молодости (а ему было тогда немногим больше пятидесяти лет, что на фоне других тогдашних лидеров было просто «комсомольским» возрастом) – солидное образование: не разного рода суррогаты вроде партшкол, а Московский университет. И, что может быть еще важнее, – живой, острый ум, интерес к проблемам, к обществу, к людям. Эти качества были к 1985 году очевидны и более широким кругам как в партии, так и в обществе в целом. И они были востребованы, что объясняет быстрый и даже бурный рост популярности нового советского лидера.

Пока что я говорил о фактах, достоверность которых у меня не вызывает сомнений. Но отвечая на вопрос – с какими намерениями, с какими планами пришел Горбачев к власти в стране, – я вступаю в основном в сферу догадок, ощущений, умозрительных суждений.

Прежде всего, будучи уверен, что Горбачев отвергал практику сталинского тоталитаризма, полагаю: он ясно понимал – Н.С. Хрущев только начал, я бы даже сказал – обозначил борьбу с ним, но и сам был непоследователен и тем более не обеспечил преемственности линии XX съезда, не создал гарантии против попыток повернуть страну вспять.

А Горбачев, судя по тому, что я понял в его политических намерениях (притом изначальных, тех, с которыми он пришел на высокий пост), ставил своей целью продолжить и закрепить линию, начатую XX съездом КПСС. На практике это означало демократизацию порядков в стране, создание более надежных гарантий прав партийных и беспартийных граждан, включая право больше знать о политике и положении в обществе и более эффективно на эту политику влиять.

Вторая линия, я знал это с самого начала его деятельности на новом посту, относится к внешней политике – добиться серьезных и необратимых сдвигов, которые бы как минимум радикально ослабляли накал холодной войны, а по возможности и положили ей конец.

Третья кардинальная задача политики – и ее тоже не мог не видеть, не понимать Горбачев – была реформа экономики, ее оздоровление, выход из состояния хронической слабости и отставания.

В решении первой из перечисленных задач Горбачев добился очень многого. И что бы ни говорили его противники и недоброжелатели, страна за шесть лет преобразилась. И если до сих пор у нас сохраняются в каком-то виде демократические порядки и институты, выборность, гласность, зачатки правового государства, то благодарить за это приходится не «либеральную» экономику, связанную с «шоковой терапией», Гайдара, не президентскую деятельность Ельцина. Это то, что осталось от «горбачевской эры», что не сумели до конца выполоть и вытоптать его преемники.

Что касается второй коренной задачи, связанной с внешней политикой, то здесь успехи были особенно велики. Горбачев завершил, хотя, может быть, несколько позже, чем это было возможно и необходимо, трагическую и бесславную войну в Афганистане и не начал ни одной новой войны, не спровоцировал ни одного международного кризиса. С холодной войной было покончено – и не из-за твердости и усилившегося нажима Рейгана, а благодаря недюжинной мудрости и гибкости Горбачева и его политики. И вопреки утверждениям его недоброжелателей, это было достигнуто отнюдь не за счет односторонних уступок и ослабления страны. Нет, Советский Союз тогда продолжал существовать как единое и могучее государство (никто не оспаривал его статуса «сверхдержавы»), безусловно, сохранялся стратегический паритет, а затея со «звездными войнами» была если не похоронена, то оттянута на добрых два десятка лет. Международный авторитет Союза был высок как никогда.

Что касается третьей кардинальной задачи – подъема и оздоровления экономики, то здесь Горбачеву радикальных сдвигов добиться не удалось. Хотя он не вверг страну (в отличие от его преемника) в жесточайший экономический кризис, добился известных подвижек в создании зачатков рыночных механизмов и высвобождении инициативы отдельных граждан и целых хозяйственных коллективов.

К самому концу восьмидесятых – началу девяностых годов экономические трудности становились все более значительными. Нельзя сказать, что Горбачев этого не видел. Одно за другим он проводил совещания по экономическим вопросам, внимательно слушал выступавших – в речах некоторых содержалось немало дельных предложений, но в хозяйственной практике никаких достаточно серьезных шагов не предпринимал. Мало того, руководство экономикой страны оставалось в руках людей слабых, а нередко и готовых к совершенно негодным действиям (я имею в виду, в частности, премьер-министра Н.И. Рыжкова и вскоре сменившего его министра финансов В.С. Павлова, настаивавшего на значительном повышении цен).