В городе хозяйничали солдаты отдыхающих частей, полицейские и аферисты всех мастей и оттенков. Появляться на улицах с наступлением темноты даже при наличии специальных пропусков было рискованно. Как-то ночью обитатели дома Вагнера услышали треск автоматной очереди. Выйдя чуть свет на улицу, они обнаружили в замерзшей луже крови труп мужчины. Труп пролежал двое суток. Его убрали сами горожане. Перепуганные смелыми воздушными десантами Советской Армии, немецкие патрули в каждом встречном готовы были видеть парашютиста и зачастую стреляли в прохожих без предупреждения.

Как-то ночью Ожогин и Грязнов шли по вызову к Юргенсу. Едва они достигли его особняка, как сзади раздались выкрики: «Стой! Руки вверх!». И сразу последовали выстрелы. Друзья решили, что стреляют по ним, и укрылись за углом. Но с противоположного конца квартала также блеснули огни. Рассыпалась автоматная очередь. Лишь позднее выяснилось, что десятиминутная перестрелка произошла между двумя патрулями: военного коменданта и полиции.

Резиденция Юргенса охранялась автоматчиками: один располагался в передней комнате, у самых дверей, второй — у входа в дом со двора.

В особняке царил прежний невозмутимый покой, и он напоминал собой островок тишины и порядка среди бушевавшего моря. Попрежнему внешне невозмутимым оставался и сам Юргенс, но теперь друзья замечали иногда на лице его еще и признаки тупого равнодушия.

Во время очередной встречи разговор носил не совсем обычный характер. Убедившись в том, что участники группы обеспечены всем необходимым и не терпят ни в чем особенной нужды, Юргенс попросил их произвести подсчет, сколько потребуется им продуктов питания на длительный период.

— Исходите из пяти — шести месяцев, не меньше, — добавил он.

На удивленные взгляды друзей Юргенс ответил по-русски:

— Привыкайте, привыкайте. В нашей работе встречается подчас много недоуменного, но это не должно вас пугать... В недалеком будущем вы сами узнаете, чем это вызвано.

— И когда вам нужны эти данные? — спросил Никита Родионович.

— Сейчас. Берите бумагу, карандаши и подсчитайте.

С наметками друзей Юргенс согласился и сказал, что оставит их у себя. Затем, помолчав немного, он предупредил:

— Прошу иметь в виду следующее: клички, вам присвоенные, являются одновременно и паролями, поэтому тот, кто назовет их вам, независимо от того, кто он, находится в курсе всех дел, и вы обязаны будете выполнять все, что он прикажет. Буквально все. Говорю вам это потому, что всякое может быть...

— Простите, — сказал Ожогин, — как это понимать?

Юргенс усмехнулся.

— Время военное, напряженное. Мало ли что может случиться с человеком. Сегодня я здесь, завтра нет, сегодня я жив, а завтра меня убьет шальная пуля. Вот так. Забывать об этом нельзя. Как я говорю по-русски? — вдруг спросил он.

— Лучше, чем мы по-немецки, — сказал Никита Родионович. — Вас можно принять за русского.

— Даже?

— Конечно.

— Это хорошо. Никто из нас не знает, на каком языке и когда придется изъясняться. Вы думали над тем, что я вам поручал?

Ожогин и Грязнов ожидали, что сегодняшняя беседа начнется именно с этого вопроса. К нему они подготовились.

— Думали, — ответил Никита Родионович.

— Ну и как?

Ожогин изложил свою точку зрения. Возвращаться в Советский Союз под видом военнопленных невыгодно и нежелательно. Нецелесообразно также говорить о том, что они вообще были на территории Германии, так как это может навлечь на них подозрения...

— Довольно! — прервал Никиту Родионовича Юргенс.

Мысль ему ясна, но Ожогин кое-что не учитывает. От плена им никак не открутиться. Раньше можно было сказать, например, что они жили на территории, временно оккупированной немцами, или были в партизанах, но теперь такие варианты исключаются. Остается плен. Плен и побег из плена. Обязательно побег, причем групповой. Бежало пять, шесть, семь человек, в живых осталось трое. Вопрос: куда бежали? Где скрывались? Чем жили? Что делали? Вот это надо серьезно обдумать. Фамилии пленных, бежавших из лагерей и погибших, им дадут. Дадут также наименование лагеря здесь, в Германии. Не исключена возможность, что придется съездить и посмотреть этот лагерь, чтобы можно было потом привести для убедительности кое-какие детали. Допустим и такой вариант, что до лагеря их не довезли, и они по дороге сбежали. Такие факты имели место. Совсем недавно местные власти выловили четырех русских, бежавших с завода и скрывавшихся в лесах в течение двух лет. Такой вариант тоже подходит.

— Понятно, — кивнул головой Ожогин.

— У меня вопрос, — заговорил Андрей.

— Пожалуйста...

— Сейчас, мне кажется, следует выяснить, будет ли выдана нам радиотехника.

— Ни в коем случае, вы сами обеспечите себя техникой на месте, после окончательного упрочения своего положения. Вы убедились, что все не так сложно, как кажется на первый взгляд.

Беседа затянулась. Ожогин и Грязнов сделали из нее вывод, что Юргенс после ареста Марквардта чувствует себя непрочно, хотя и старается это тщательно скрыть.

— Может получиться так, что мы окажемся не у дел. Вот будет номер, — сказал Андрей по дороге домой.

— Все может статься, — согласился Никита Родионович. — В панике могут забыть не только нас...

— А я смотрю так: не забудут — хорошо, забудут — еще лучше...

Никита Родионович на это ничего не сказал. Ему показалось, что впереди в одну из подворотен шмыгнула человеческая тень. Придержав Грязнова рукой, он едва слышно шепнул ему:

— Впереди кто-то прячется. Ты иди, а я посмотрю...

Андрей пошел вперед, а Никита Родионович, прижавшись к высокой каменной стене, решил выждать несколько минут, в надежде выяснить, кто следит за ними. Но тень исчезла. Не желая оставлять друга одного, Никита Родионович поспешил за Грязновым.

— Ну что? — не оглядываясь, спросил Андрей.

— Никого нет... Наверное, какой-нибудь перепуганный горожанин увидел нас и шарахнулся в первый попавшийся двор.

Но в это время сзади, на большом расстоянии, послышался характерный скрип шагов по снегу. Друзья остановились и начали закуривать. Неизвестный тоже остановился и укрылся в затемненном месте. Как только Ожогин и Грязнов двинулись дальше, он тотчас пошел за ними, не уменьшая дистанцию.

— Что это за новые фокусы? — возмутился Никита Родионович. — У меня кулаки начинают чесаться.

— Мне кажется, что наблюдают не за нами, а за домом Юргенса, и мы просто попали в поле наблюдения.

— Вполне возможно, но не исключено, что проверяют и нас. Надо проучить этого не в меру усердного соглядатая. Вернемся к Юргенсу...

Когда друзья повернули обратно, неизвестный снова исчез в одном из темных дворов, а когда они миновали ворота и отошли на некоторое расстояние, он вновь показался. Ему, вероятно, тоже стало ясно, что от него пытаются отделаться.