И к чему эти сложные, запутанные действия, направленные на то, чтобы скрыть связь между Тогацци и его гостями? Да, осторожность нужна; разумеется, и определенная доля скрытности не помешает; но углубляться в такие дебри – кто такой этот Тогацци? В мудреных инструкциях Скофилда говорилось о друзьях, которых он «знает еще по старым денькам» – из этого определения очевидно напрашивалось, что речь идет о команде дремучих стариков, лично знавших Матарезе и переживших страшные времена. Однако получалось, что друг всего один, и поступки его пока что гораздо больше напоминали поведение Матарезе, чем их заклятого врага.

Камерона и Лесли провели через просторный полутемный зал без окон, просто обставленный, с большим камином и обшитыми деревом стенами. Две арки справа вели в другие помещения. Внутреннее убранство напоминало обстановку бревенчатого сруба в горах, только бо́льших размеров, – никаких излишеств, лишь самое необходимое. Третий охранник указал на филенчатую дверь в дальнем конце зала.

– Avanti[61], – сказал он.

Прайс открыл дверь, пропуская Монтроз вперед. Они шагнули в дверь и застыли на пороге, ошеломленные открывшимся зрелищем. В первую очередь их поразила сама открытая веранда. В ширину она едва достигала семи футов, но в глубину имела раз в двадцать больше. Проемы, от уровня невысокой балюстрады до потолка, были забраны зелеными жалюзи, многие из которых были закрыты, создавая колышащиеся тени. В те из них, которые оставались открыты, виднелась величественная красота озера Комо, за голубой водной гладью которого поднимались горы. Деревья перед верандой были подстрижены, чтобы не заслонять пейзаж. И, словно в противовес неописуемой красоте живой природы, стояли выстроившиеся в ряд на расстоянии двадцати футов друг от друга красные подзорные трубы с широкоугольными линзами – последнее достижение оптических технологий.

Все это вошедшие впитали в течение нескольких мгновений, после чего их ждал второй шок. Они разглядели фигуру старика, сидящего в полумраке перед двумя опущенными жалюзи. Он сидел в белом плетеном кресле с подложенной подушкой – вся мебель на веранде была плетеная, – и его облик заставил Камерона раз и навсегда расстаться с его представлениями о друзьях Скофилда как о людях неопрятных и неухоженных.

На доне Сильвио Тогацци были бледно-желтый льняной костюм, белые кожаные лакированные штиблеты и синий галстук в клеточку; несомненно, этот наряд был сшит на заказ в самых дорогих ателье на виа Кондотти. Возможно, его облик не соответствовал требованиям свежего номера «Мужской моды», но он стал бы украшением журнала начала тридцатых годов двадцатого века.

– Прошу прощения, молодые люди, – начал старик, сохранивший грубое мужское обаяние, и его загорелое, морщинистое лицо, обрамленное длинными седыми волосами, озарилось улыбкой, – но давняя травма спины наконец дала себя знать в этом древнем теле. Травма, кстати, в которой отчасти повинен Бейолупо – мы называем его так, Бейолупо, – потому что он не смог должным образом поймать меня, когда я прыгал с балкона.

– Бейолупо… Беовульф, я правильно вас понял, сэр? – спросил Прайс.

– Совершенно верно. В английском слове «беовульф» для нас не было никакого смысла. Я человек образованный, но… оно даже не английское.

Лесли шагнула вперед, чтобы пожать старому итальянцу руку, но тот, перехватив ее руку, поднес ее к губам.

– Вы оказали нам большую честь, мистер Тогацци, пригласив к себе, – сказала молодая женщина.

– Благодарю вас за то, что вы не назвали меня доном Сильвио. От такого обращения мне становится тошно. Ваше американское кино настолько обесчестило титул «дон», что если кого-нибудь так называют, этот человек – записной мафиози. Pazzo![62]

– Надеюсь, мы с вами поладим. – Наклонившись, Камерон пожал старику руку. – Можно нам сесть?

– Вы могли бы и не спрашивать. Садитесь.

Пододвинув плетеные кресла, американские гости уселись напротив Тогацци – рядом, поскольку этого требовало пространство узкой веранды, заполненное перемежающимися светлыми бликами и тенями. Белладжио.

– Сэр, что вам сказал Скофилд? В своей записке он мне сообщил, что вы сможете нам помочь.

– Я смогу вам помочь, синьор Прайс. Я летал в Рим, в ваше посольство. Мы с Брэндоном долго разговаривали по защищенному телефону, прослушать который невозможно…

– Хотелось бы надеяться, – прервал его Прайс.

– Молодой человек, ни синьора Скофилда, ни меня никак нельзя считать глупцами. Как говорят у вас в Америке, мы с ним соображаем, что к чему. Так вот, мы говорили намеками, используя условные слова и выражения из далекого прошлого. Но мы прекрасно поняли друг друга, хотя посторонний человек едва ли взял бы в толк, о чем шла речь.

– Специальный агент Прайс сказал, сэр, что у вас будет несколько человек, – сказала Монтроз. – Мы будем ждать остальных?

– В этом нет никакого смысла, синьора подполковник, они не приедут. Их двое, это глубокие старики, которые сообщили мне все, что знали, но лично с вами они встречаться не будут.

– Почему? – спросила Монтроз.

– Как я уже сказал, signora, они очень старые, старше меня, и им не хочется возвращаться к былым войнам, причинившим столько страданий. Однако все, что им известно, записано специально для вас.

– Но вы сами согласились нам помочь, – заметил Камерон.

– Неприятные воспоминания есть и у меня, но у меня имеются и другие причины.

– Можно узнать, какие именно? – спросила Лесли.

– В этом нет необходимости. Бейолупо о них знает.

– Но его здесь нет, – возразил Камерон. – А мы здесь.

– Понимаю. То, как я вас встретил, показалось вам необычным и весьма неудобным. Не сомневаюсь, вы уверены, что мы могли бы поговорить где угодно, скажем, в городском парке или в гостиничном номере в Милане.

– Да, могли бы.

– Вы меня не знаете, поэтому я могу говорить, что моей душе угодно. А поскольку я использовал имя Скофилда, вы думаете, будто я не сомневаюсь, что вы поверите мне на слово.

– Что-то в таком духе, – согласился Прайс.

– Но вот теперь вы задаетесь вопросом… кто такой этот человек?

– Я уже ломал голову над этим.

– И это совершенно естественно. Теперь вы начинаете задумываться, что я, возможно, не тот, за кого себя выдаю, а лжекурьер, получивший доступ к определенной информации и определенным именам.

– Мне приходят в голову разные мысли, и я ничего не могу с этим поделать.

– Совершенно с вами согласен. Вы не можете не слушать то, что подсказывает вам многолетний опыт. Как сказал Брэндон, вы знаете свое дело – возможно, вы лучший в Управлении.