Корабль управления и связи «Альбрехт Дюрер» двигался по круговой орбите вокруг станции Пандемос. Макс фон Рейхенау и Эдмунд Гаррис стояли на его обзорном мостике, глядя на клубящиеся созвездия.

Часть поля зрения занимала планета Таларктос, вся в ледяных разводах. Над ней бежали сполохи полярного сияния.

— Под гнетом северной Авроры, — пробормотал Гаррис.

Рейхенау остро взглянул на него.

— Давайте к делу, — сказал он. — Ваши корабли уже все здесь? Из тех, что участвуют в операции?

Гаррис энергично кивнул.

— Да. Все уже готовы.

Рейхенау поморщился.

— Господин министр… простите, не знаю, как к вам правильно обращаться. Откуда у вас столько энтузиазма? Как терьер около лисьей норы. Простите.

Лицо Гарриса на секунду окаменело. Макс все–таки его задел.

— Господин контр–адмирал, — сказал он раздельно. (Макс невольно скосил взгляд на свои погоны, полученные только вчера.) — Я сожалею, что мой цинизм оскорбил вашу тонкую натуру. Человеку, привыкшему выполнять приказы не рассуждая — вас ведь так учат в империи? — должно быть, трудно представить, что неприятное решение можно принять по своей воле. А приняв, честно работать над ним… Оставайтесь рыцарем, господин адмирал. И предоставьте мне с энтузиазмом делать грязную работу.

Рейхенау слегка развел руками.

— Я тоже не знал, что вы так чувствительны. — Он усмехнулся. — Общение с вашей эскадрой оставило… незабываемые впечатления.

— Да, — сказал Гаррис. — Да, я поддержал проект с посылкой этой эскадры к вам. Инициатором не был. Но поддержал. Не постесняюсь сказать, что эмоционально мне гораздо приятнее воевать с этим чудовищным режимом Гондваны, чем с вашей империей. Но эмоции — в делах плохой советчик. Энтузиазм, говорите… Пожалуй.

Рейхенау вопросительно приподнял брови.

— Вы же передали нам разведывательные данные, — сказал Гаррис. — О том, что там происходит. Я присутствовал на обсуждении, когда президент Мятлев это все прочитал. И он таки проявил эмоции, да… Еще какие… Бросать в топку столько людских ресурсов — прежде всего неразумно. Все равно что сжигать непереработанную нефть. Эти «люди–птицы», судя по всему, гордятся собой… а на самом деле их социальная система — это очень грубая работа. Невыносимо.

Рейхенау хмыкнул.

— Думаете, после того, как мы все там разнесем, станет лучше?

— Да, — сказал Гаррис. — После того, как мы все разнесем, там наступит банальный феодализм. С этим уже можно как–то работать.

Рейхенау вздохнул.

— Вы думаете, война закончится?

Гаррис пожал плечами.

— Кто же знает… Мелкие войны будут наверняка, мы еще не дожили до времени, когда их можно исключить… Но вот эта война, большая… Да. Мы можем ее закончить.

Рейхенау вздохнул. Сделал несколько шагов, подошел вплотную к прозрачной стене.

Звезды…

— Есть такие чудаки, — сказал он, не оборачиваясь. — Которые до сих пор мечтают о полетах к звездам. К новым звездам. За золотым руном. Вы в это верите?

Гаррис подошел к нему вплотную. Прокашлялся.

— У нас такие есть, — сказал он. — Оба командира наших суперлинкоров — именно такие люди. Путешественники. Они на военной службе временно.

Рейхенау покачал головой. Как бы недоверчиво.

— Мне уже казалось, что война никогда не кончится… Я ведь никому из моих офицеров об этом не могу сказать. Потому так и откровенен… с вами. С противником.

Гаррис прислонился к прозрачной стене.

— Я не идеалист, — сообщил он. — Я всегда стремился быть практиком, потому и в науке не остался. Для Византии война, я надеюсь, после нашего похода закончится. Для Гондваны — еще не совсем, но это… словом, это будет уже другая история. А флот у вас останется. И очень большой. Причем флот — это не столько сами корабли, сколько люди, которые без кораблей себя уже не мыслят. Кто–то, безусловно, отправится восстанавливать разрушенные планеты. А кто–то — и «за золотым руном», как вы выразились.

Рейхенау молчал, по–прежнему глядя за стену, в Пространство.

Гаррис тоже посмотрел туда.

— И мы плывем, пылающею бездной со всех сторон окружены, — сказал он. — Было такое русское стихотворение… Скажите, адмирал. Много у вас таких офицеров, которые… мечтают о «золотом руне»?

Рейхенау отодвинулся от стены.

— Немного, — сказал он. — Но есть. Например, первый навигатор моего флагмана — просто фанатик этих идей. Мечтатель.

— Познакомьте его со мной, — сказал Гаррис.

Георгий Навпактос вел автомобиль на север.

В сиреневом небе вился маленький самолетик. Описывал круг над трассой, уходил, потом опять появлялся.

Георгий подозревал, что это забота Аттика Флавия, пославшего на путь его следования воздушный патруль. Вдоль Северного шоссе шалили разбойники, и ехать по нему в одиночку было сейчас… Пожалуй, безумием.

Слабый довод.

— Вести себя разумно я уже пытался, — сказал Георгий вслух. — Хватит.

Стрелка спидометра подрагивала на отметке 130 километров. До поместья Бериславичей оставалось два часа.

— Я очень благодарен вам, генерал, — сказал Велизарий. — Мне просто трудно выразить — насколько. Вы спасли ядро, из которого мы вырастим новую империю. Не вы в одиночку, конечно, но…

— Ваша благодарность драгоценна для меня, ваша вечность, — сказал Аттик Флавий. — Хотя я не уверен, что она заслужена…

Велизарий остановил его речь движением руки.

— Не надо. Сейчас не время для упражнений в вежливости. — Император усмехнулся. — А ведь ваша противокосмическая оборона меня чуть не сбила…

— Они перенервничали, ваша вечность, — сказал Аттик Флавий. — Неудивительно.

Велизарий отмахнулся.

— Все я понимаю… Вот подходящее место, чтобы поговорить, — он указал на плоскую скалу, нагретую солнцем.

Аттик Флавий огляделся. Берег океана, по которому они шли, был освещен закатом до половины. Вдали начиналась тьма.

Он потрогал теплый мох и покосился на императора. Велизарий был в обычном мундире капитана цур люфт. На боку у него висела полевая сумка — такая, как у пехотных офицеров, а отнюдь не у космических. Что там? Планшет?

Аттик Флавий подозревал, что сюрпризы еще не кончились…

Император удобно устроился на камне.

— Смотрите, — сказал он. — Давайте исходить из того, что война скоро кончится. Рейхенау, Уайт и еще несколько человек сейчас собирают флот. Если там будет успех — то он будет быстрым. Это означает, что к тому моменту у нас должна быть уже продумана следующая пара ходов. Мне удалось убедить наших друзей из Северного альянса, что союз с Византией даст им больше, чем попытки нас съесть. Пока — удалось. Понимаете? Это не навсегда. Люди из Альянса — не фанатики, они просто расчетливы. Если Византийская империя продолжит у них на глазах распадаться, возможны… самые разные варианты. Вы следите за моей мыслью?