Однако бок о бок с этой армией в Красной Армии также родились эффективные подвижные войска, состоящие из танковых армий, танковых, механизированных и кавалерийских корпусов, конно-механизированных групп и отдельных танковых, самоходных и противотанковых артиллерийских бригад. Хотя они и составляли всего около 20 % от общей численности всей армии, именно эти войска представляли собой ту самую стремительную шпагу, обеспечивавшую долговременный успех всех ее операций в целом.[269]А поскольку на этих войсках лежала ответственность за остановку или сдерживание танковых клиньев вермахта и за развитие успеха проводимых Красной Армией операций по прорыву обороны противника, обычно в условиях быстро меняющейся боевой обстановки, то именно подвижным войскам приходилось для достижения успеха действовать наиболее гибко, проявляя существенную инициативу как в тактическом, так и в оперативном плане.

Поскольку успех Красной Армии в целом напрямую зависел от того, насколько хорошо действовали ее подвижные войска, командующие этими войсками имели гораздо более широкие полномочия. Они могли сами решать, где, когда и как наносить удар, как маневрировать своими войсками, их силы не были скованы жесткими предписаниями приказов. Более того, именно от командиров подвижных соединений ожидалось проявление инициативы при встрече с непредвиденными оперативными или появлении новых тактических возможностей. Словом, являясь авангардом Красной Армии, ее подвижные войска в конечном итоге определяли темп и масштаб всех советских побед на поле боя, опровергая тем самым существующие стереотипы.

Этим и объясняется неустранимое противоречие в существующих многочисленных утверждениях о том, что, с одной стороны, «шаблон в подготовке командиров мелких подразделений [Красной Армии] приводил к тому, что они приучались не выходить за рамки уставов и наставлений и лишались инициативы и индивидуальности, которые являются очень важными для хорошего командира»[270], а с другой — «высшие командиры и штабы… научились быстро реагировать на всякие изменения обстановки, действовать энергично и решительно… Безусловно, в лице Жукова, Конева, Ватутина и Василевского Россия имела высокоодаренных командующих армиями и фронтами».

Из этих противоречивых утверждений следует, что многие командующие советскими фронтами, армиями и корпусами, вопреки распространенному стереотипу, обладали должными способностями и военным мастерством, позволявшими им превзойти вермахт на поле боя. Более того, боевые успехи, которых добились эти полководцы, напрямую зависели от способностей их столь же компетентных и инициативных подчиненных, командовавших дивизиями, бригадами, полками и батальонами.

Трагично, что история часто не замечает, оставляет в тени, а в некоторых случаях напрочь забывает о вкладе свыше 35 миллионов военнослужащих, мужчин и женщин, которые сражались, погибали или выживали, выдерживая суровые испытания воинской службы в Красной Армии во время войны. Увековечивая в памяти потомков вклад многих полководцев и некоторого количества наиболее знаменитых героев, российские историки в то же время по различным причинам избегали откровенного рассказа о личном военном опыте огромного большинства офицерского корпуса и миллионов рядовых солдат. Точно так же, как политические и идеологические императивы требовали защиты или сохранения одних репутаций либо очернения других, это нежелание открыто говорить о жизни и судьбе рядовых солдат Красной Армии вызвано множеством причин — в том числе острым стыдом из-за огромных потерь, скверных условий, которые солдатам приходилось выносить во время войны, а также их этнического, религиозного и гендерного разнообразия.[271]

Красная Армия и в самом деле была многонациональным и религиозно разнородным воинством, состоящим из солдат-мужчин — и удивительно большого контингента солдат-женщин, — которые пошли воевать добровольцами, были призваны или принудительно рекрутированы в войска из лиц всех профессий. Из свыше 35 миллионов солдат, которые в конечном итоге прошли военную службу, примерно 26 миллионов были славянами, примерно 8 миллионов — неславянами, а еще около миллиона составляли женщины. По меньшей мере 8,7 миллионов — а, возможно, и целых 14,7 миллионов — из этих людей погибли, как минимум еще 10 миллионов пострадали от ран и болезней, зачастую неоднократных.

Независимо от их этнического происхождения, экономического положения или социальных характеристик на долю большинства солдат Красной Армии выпал весьма разнообразный совместный опыт. Их громадные потери указывают на то, что Ставка и старший командный состав зачастую проявляли черствое отношение, если не безжалостное равнодушие к ценности человеческой жизни. В первые 18 месяцев войны солдатам приходилось отчаянно бороться с голодом, а позднее довести практику фуражировки и «заимствования» до уровня высокого искусства. Вдобавок им пришлось, по крайней мере в первые шесть месяцев войны, обходиться без адекватного обмундирования или вещевого довольствия. Ведя спартанское существование, они тем не менее научились обходиться тем продовольствием, каким их обеспечивали. Суточный водочный рацион, хотя и помогал солдатам вынести страдания и укреплял их боевой дух и решимость, зачастую также подрывал дисциплину и притуплял необходимое для выживания боевое мастерство.