Если запись Геббельса правильно передает взгляды Гитлера, то это показывает, что его отношение к частной собственности и обобществлению нельзя свести к простой и распространенной формуле. Следует признать, что Гитлер в принципе поддерживал частную собственность, но, с другой стороны, продолжал взвешивать требуемое уже в программе НСДАП обобществление определенных компаний монополистического капитала. То, что такие мысли не появляются в его официальных речах, вряд ли удивляет. Как мы уже демонстрировали, Гитлер постоянно требовал от своих сотрудников строжайшей секретности экономических планов, так как опасался, что в случае их обнародования он столкнется с массовым сопротивлением промышленности. Если бы, однако, его экономические взгляды исчерпывались открыто проповедуемой им безусловной поддержкой частной собственности, это опасение было бы, вероятно, беспочвенным. Здесь справедливо то, что мы уже излагали в последней главе: в связи с исповедуемой Гитлером секретностью реконструкция его экономических взглядов до 1933 г. чрезвычайно затруднена. Можно, однако, с уверенностью предположить, что Гитлер по-прежнему отвергал идею «полного обобществления»[1203]. Как видно из записок Вагенера, скептическое отношение Гитлера к обобществлению было связано с его социал-дарвинистскими взглядами. Вагенер рассказывает, что Гитлер сказал ему в начале лета 1930 г.: «Рассматривая идею коллективизма, я прихожу, собственно, к тому, что он включает в себя и должен принести с собой уравниловку, которая внутри целого народа означает не что иное, как то, что нам демонстрируется в сумасшедших домах и тюрьмах. Поэтому вся идея обобществления в той форме, в которой ее до сих пор испытывают и требуют, представляется мне ложной, и я прихожу к тому же результату, что и господин Вагенер. В эти вещи надо как-то внести процесс отбора, если хотят прийти к естественному, здоровому, а также удовлетворительному, решению проблемы, процесс отбора для тех, кто вообще должен и имеет право на имущество и на владение предприятием»[1204].

С учетом до сих пор описанного мы все-таки имеем право поверить Отто Штрассеру, хотя его изложение одного спора с Гитлером во многих пунктах ненадежно, когда он рассказывает, что Гитлер 22 мая 1930 г. отклонил всеобщую экспроприацию и отстаивал точку зрения, что «сильное государство» будет в состоянии «не обращая внимание на интерес, руководствоваться исключительно крупными точками зрения». Когда Штрассер перед Гитлером сослался на партийную программу, в которой требовалось обобществление обобществленных предприятий (?!), Гитлер возразил, что это означает не то, «что эти предприятия должны быть обобществлены, а только что они могут быть обобществлены, а именно если они действуют против интересов нации. Пока они этого не делают, было бы просто преступлением разрушать экономику». Гитлер, стало быть, отвергал «полное обобществление», но сохранял за собой возможность угрожать национализацией предприятий, если они не решают без возражений поставленные государством задачи и цели. Для того чтобы избавиться от являющихся результатом капитализма недостатков, не нужны — передает Штрассер мнение Гитлера — ни участие рабочего класса в капитале, ни его участие в принятии решений: «Именно здесь должно вмешиваться сильное государство, заботящееся о том, чтобы производство осуществлялось только в интересах нации. Если в отдельных случаях этого не происходит, тогда государство принимает жесткие меры, тогда оно экспроприирует такое предприятие и управляет им по-государственному»[1205].

Этим Гитлер четко сформулировал свое представление о роли частной собственности и месте предпринимателя в нацистском государстве. После захвата власти это понятие роли предпринимателя было зафиксировано и юридически в Законе о порядке национального труда (20 января 1934 г.)[1206]. По этому закону, руководитель предприятия был «поверенным государства», тем самым обязанным блюсти общее благо народной общности. Эта интерпретация роли предпринимателя в нацистском государстве была важнее, чем гитлеровская формальная гарантия собственности. Ибо, как показала реальность Третьего рейха, особенно в годы войны, это определение имело далеко идущие последствия. Народный суд назначал, например, чрезвычайно жесткие наказания предпринимателям, пренебрегавшим государственными плановыми заданиями[1207].

Еще до захвата власти значительные части предпринимательского сообщества были озабочены тем, что в случае прихода национал-социалистов к власти последуют радикальные меры в сфере экономической политики, следствием которых будет ограничение предпринимательской свободы. Обеспокоены они были прежде всего радикальностью выдвигавшихся НСДАП социально-революционных требований. «В социоэкономических вопросах», пишет Генри Тёрнер в своем исследовании отношений между крупными предпринимателями и национал-социалистами, «НСДАП часто формулировала позиции, которые практически были неотличимы от тех, которые занимали крайне левые»[1208]. Когда речь шла об экономических вопросах, например о налоговом законодательстве, национал-социалисты часто голосовали в рейхстаге вместе с коммунистами и социал-демократами[1209].

«Тенденция вставать по социоэкономическим вопросам на сторону левых»[1210] заставляла многих предпринимателей видеть в НСДАП опасность. Господствовавшая в кругах предпринимателей оценка национал-социалистов нашла выражение, например, в ряде директив, которые Пауль Ройш, основатель влиятельной «Рурладе», в 1929 г. выпустил для издателей контролируемых его фирмой газет. В этих директивах НСДАП представала вместе с коммунистами, социал-демократами и профсоюзами в качестве одного из носителей марксизма, его вредных «идей классовой борьбы» и его «утопистских марксистских целей в области экономической жизни»[1211]. В анализе, появившемся накануне выборов в рейхстаг 1930 г. в журнале союза работодателей, НСДАП критиковалась за ее «агрессивную враждебность к предпринимателям» и содержалось предостережение, что национал-социализм принадлежит к заговорщическим, демагогическим и террористическим элементам современного социализма[1212].

Гитлер неоднократно пытался рассеять понятные сомнения большинства предпринимателей в отношении партии. В такие моменты он заботливо стремился подчеркнуть свое плакатное признание частной собственности. Известным примером является часто цитируемая речь Гитлера перед промышленным клубом в Дюссельдорфе 26 января 1932 г., с которой он, вероятно, связывал надежду подвигнуть предпринимательские круги к поддержке НСДАП[1213].

Недопустимо, конечно, некритично расценивать однозначно определяемую такими целями речь как обнародование его «истинных взглядов», как и нелепо было бы воспринимать каждое высказывание Гитлера в речи на 1 мая как программное высказывание, к которому надо относиться серьезно. Как раз при таком выступлении, когда так однозначно на первом плане стоит целевая обусловленность, прежде всего намерение получить поддержку или хотя бы благосклонность предпринимателей, высказывания Гитлера только с допущениями можно расценивать как воспроизведение его фактических взглядов. Это, однако, не мешает многочисленным авторам рассматривать эту речь как программное высказывание Гитлера. Это происходит, вероятно, потому, что такой подход очень просто подкрепляет образ прислужника капиталистов и лакея монополистического капитала. Как бы то ни было, в речи Гитлер категорически подчеркнул свою поддержку частной собственности, и мы хотим проследить за его аргументацией:

«Вы полагаете, господа, что германская экономика должна быть построена на идее частной собственности. Но такую идею частной собственности вы можете поддерживать только если она имеет логическое