руководства экономикой лишь из необходимости вооружения. Тезис, согласно которому режим пользовался этими инструментами только с прагматической целью оптимальной реализации вооружения, не учитывает тот факт, что, независимо от этого, центральной целью национал-социалистов было создание антилиберальной экономической системы и устранение частнокапиталистической экономической системы[1180]. Реализованная в первом приближении уже в ранние годы Третьего рейха перестройка экономического порядка была форсирована во время войны. В системе военной экономики государство как единственный заказчик устанавливало приоритеты и определяло в рамках «централизованного планирования», что должно производиться, и распределяло сырье, рабочую силу, энергию и транспортные мощности.

Все это были для Гитлера вовсе не временные меры, обусловленные только вооружением и войной, а сознательно используемые средства революционизации экономического порядка и установления новой экономической системы, отличающейся синтезом элементов рыночной и плановой экономики, причем упор делался однозначно на аспекте управления экономикой, которое должно было реализовать «примат политики».

То, что система плановой экономики могла так быстро установиться в Германии, было обусловлено многими факторами. Политически диктатура была в состоянии сломить сопротивление из предпринимательских кругов. «Чрезвычайно сомнительно», справедливо подчеркивает Баркай, «что какое-нибудь демократическое правительство смогло бы тогда преодолеть сопротивление экономических интересов, организованных в лоббистские группы, чтобы проводить подобную неортодоксальную экономическую политику, даже если бы оно теоретически пробилось к этим выводам»[1181].

С другой стороны, в германской экономической науке имелась давняя этатистская традиция, которую можно проследить от Адама Мюллера и Фридриха Листа до Вернера Зомбарта[1182]. Во время мирового экономического кризиса, показавшего неспособность капиталистической системы справиться с проблемой полной занятости, концепции плановой экономики стали популярными. Левые, особенно КПГ, и без того относились к системе рыночной экономики критически, отрицали ее и пропагандировали плановую экономику как альтернативу капиталистической «анархии производства». Но и такие экономисты, как Вернер Зомбарт, заявляли в докладах, статьях и популярных брошюрах, что будущее за плановой экономикой[1183].

Сам Гитлер находился под влиянием этих представлений, широко распространенных в кругах «консервативных революционеров». Они соответствовали базовым принципам его мировоззрения, в соответствии с которым индивидуальная свобода (которую представители рыночной экономики приводили для легитимации этой системы) не имеет собственной ценности и должна подчинить всю себя «общему благу», т. е. понятым «фюрером» интересам народа. Практические успехи использования инструментария плановой экономики подтвердили для него его воззрения на экономику. Уже до 1936 г. удалось снизить число безработных с 5,6 до 1,6 миллиона. Одновременно валовой общественный продукт вырос на более чем 40 %, национальный доход на душу населения — на 46 % (по сравнению с 1932 г.)[1184]. В 1943–1944 гг., когда Шпеер под знаком военной экономики систематически расширял систему плановой экономики, удалось, несмотря на авианалеты союзников, увеличить в три раза германское производство вооружений по сравнению с 1941 г.[1185]

Неожиданно эффективное в глазах Гитлера советское военное производство, казалось, также подтверждало его тезис о превосходстве плановой экономики над рыночной. Но если идеологические посылки, выводимые из них экономические принципы и практические успехи экономической политики до такой степени совпадали, то было бы странно предполагать, что Гитлер после войны вернется к «старой» рыночной системе. Верно обратное: поскольку плановая система полностью соответствовала мировоззренческим посылкам Гитлера и на практике оказалась чрезвычайно эффективной, Гитлер, как справедливо опасались предприниматели, после войны, вероятно, не пошел бы путем сокращения государственного интервенционизма, а — на это указывают его высказывания — стал бы, очень может быть, последовательно расширять эту систему.

6. Частная собственность и национализация

Ответ на вопрос, как Гитлер относился к частной собственности и к обобществлению, кажется относительно простым. В целом исходят из того, что Гитлер признавал частную собственность на средства производства и отрицал обобществление[1186]. Однако ограничиться этой констатацией, как это обычно и происходит, означало бы остаться на поверхности, ибо это высказывание слишком недифференцированно и оставляет открытыми ключевые вопросы.

В большинстве случаев уже из того факта, что частная собственность в Третьем рейхе была сохранена, делается вывод, что Гитлер в принципе относился к идее обобществления отрицательно. Однако в последней главе мы уже показали, что Гитлер часто довольно ясно грозил обобществлением. В этой главе мы приведем некоторые высказывания Гитлера, особенно начала 40-х годов, в которых он выступает за обобществление определенных сфер экономики. Это указывает на то, что Гитлер — как и относительно плановой экономики — во время своего политического правления пережил радикализацию либо модификацию многих экономических воззрений. Лапидарная констатация, что Гитлер одобрял частную собственность, оставляет открытым решающий вопрос: какие признаки частной собственности еще остаются в государственной плановой экономике, в которой владелец больше не может свободно распоряжаться использованием своей собственности?

Еще Фридрих Поллок в статье об экономическом порядке национал-социализма, вышедшей в 1941 г., указал на следующее: «Я согласен, что правовой институт частной собственности был сохранен и что многие признаки, характерные для национал-социализма, проявляются, хотя и неявно, и в нетоталитарных странах. Но значит ли это, что функция частной собственности не изменилась? Является ли „увеличение власти немногих групп“ действительно важнейшим результатом происшедшей перемены?[1187]Я полагаю, что она уходит гораздо глубже и должна бы быть описана как разрушение всех существенных признаков частной собственности, кроме одного. Даже самые мощные концерны были лишены права создавать новые отрасли там, где можно ожидать максимальной прибыли, или прекращать производство там, где оно становится нерентабельным. Эти права в полном объеме были переданы господствующим группам. Компромисс между находящимися у власти группами определяет объем и направление производственного процесса; перед таким решением бессильно правооснование собственности, даже если оно проистекает из подавляющего большинства в капитале, не говоря уже о том, кто владеет лишь меньшинством»[1188].

Анализ реальной экономической структуры Третьего рейха не является задачей настоящей работы. Но мысли Поллока могут иметь значение и для анализа отношения Гитлера к частной собственности. Ведь метод Гитлера редко состоял, как известно, в том, чтобы радикально устранить какой-либо институт или учреждение, нужно было так долго подрывать его субстанцию и суть, пока от его первоначального функционального предназначения практически ничего не останется. В качестве аналогии можно заметить, что и Веймарская конституция никогда не упразднялась, но часть за частью подрывалась в своем существе и тем самым практически была отменена.

Эти предварительные соображения должны подвести нас к тому, чтобы подвергнуть вопрос отношения Гитлера к частной собственности подробному анализу, включив при этом и перемену его взглядов в качестве возможности.

В провозглашенной 24 февраля 1920 г. программе из 25 пунктов НСДАП, в написании которой Гитлер принял участие, в пункте 13 говорится: «Мы требуем национализации всех (до сих пор) уже обобществленных (трестов) предприятий». Пункт 17 гласил: «Мы требуем адаптированную к нашим