Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И пусть Мышка надежно зафиксирована, я адски волнуюсь. Сердце заходится, камера дёргается. Время замирает в момент прохождения очередного задания и отмирает только тогда, когда финиширует.
— А что ты ещё умеешь, Саня? — деловито интересуется дочь, чувствуя себя победительницей собственных страхов.
— Можем пострелять, принцесса. Как скажет мама.
Предложение пройтись до тира воспринимается с огромным энтузиазмом. Я посматриваю на часы, затем на Журавлёва. В ответ получаю озорные искры во взгляде. И ни капельки раскаяния.
Тир находится недалеко и занимает непримечательное гаражное помещение. Внутри организовано и опрятно. Оплат картой нет, поэтому за развлечение снова рассчитывается Журавлёв. В ответ на мои оправдания всё-всё до копейки вернуть, ожидаемо, раздражается.
Я прячу кошелек в сумку и встаю рядом с Мышкой. Каждый неудачный выстрел максимально подбадриваю, а он у нас — почти через один.
Чего не скажешь о Саше. Тот без проблем попадает по целям. Упрямо, чётко. И выигрывает суперприз, но вместо этого просит Марину выбрать себе что-то на память из довольно разнообразного ассортимента. Свою победу он посвящает ей.
— Назову его Снупи.
Выбор падает на мягкую собаку с голубым бантом на шее и не совсем пропорциональными ушами.
Дочь прижимает к себе уродливую игрушку. Рассказывает новому знакомому, что из домашних животных у неё уже жили рыбки, хомяки, попугаи и крысы. И что теперь сильно хотелось хотя бы кошку, но уже после рождения брата или сестры. Вдруг у детей проявится аллергия на шерсть домашних животных?
Журавлёв проводит нас на парковку. Клянусь, на его лице не дёргается ни единый мускул. Он серьёзный и внимательный. Чуточку хмурый, но явно не злой.
— Пока, Саня! И спасибо!
Мышка прощается, забирается в салон и настраивает музыку. Уставшая после насыщенной прогулки, но очень счастливая.
Саша выдыхает, пряча руки в карманы брюк. Перекатывается с носка на пятку. Транслирует, что хотел бы прикоснуться и позволить себе большее, но в системе его ценностей однозначно что-то пошатнулось. Я бы хотела узнать, что именно, но не сегодня.
— В следующий раз не занимайся самоуправством.
Усмехнувшись, смотрит чётко в глаза. Волнуя и заставляя сбиваться пульс.
— А то что?
Мы сверлим друг друга взглядами. Затихаем. Через раз дышим. Я спускаюсь с карих глаз на губы. Сжимаю свои.
Вспоминаю, как страстно целовались буквально пару дней назад на трасе и в квартире, почти не отлипая друг от друга.
Мужские губы были везде: на шее, ключицах, плечах и сосках. Мои — тоже. Я плыву ниже с пылающими от стыда щеками и задерживаюсь на крыльях ангела, где виднеется тёмно-фиолетовое пятно, оставленное мной.
— Надеюсь, мы друг друга услышали.
Журавлёв, почувствовав, куда именно я смотрю, тянется к шее и поглаживает подушечками пальцев то самое место. Смотрит настолько порочно, будто только что поднялся из преисподней. И мое тело мгновенно обдает жаром.
— Я не люблю прогибаться, Поля, но тебе, так и быть, позволю, пока ты не даешь вмешаться и распутываешься со своей личной жизнью.
— У тебя большие риски. Я ведь могу никогда не распутаться.
Придаю тону больше строгости. Оборачиваюсь, тянусь к дверной ручке. Между лопаток чуть щиплет. В глазах, впрочем, тоже.
— Когда-то и я перестану прогибаться.
Я замираю и задерживаюсь. К слову, и Саша никуда не торопится, хотя его запланированная встреча должна была состояться минут десять назад.
— Знаешь, зря ты не хочешь детей… — я кусаю губы. Зажмуриваюсь, радуясь тому, что не видит моего лица. Признаю вполне искреннее: — По-моему у тебя отлично получается.
Глава 69
Мы с Наилем отчаянно хотим вернуть в семью прежнюю гармонию. Делаем шаги. Надеемся на взаимную рассудительность и здравый смысл. Сдерживаемся и прячем внутренних демонов куда подальше.
Надо просто пережить.
Иногда на уступки иду я, иногда он. Это чувствуется.
Рвать больно. Терять страшно — нам есть что. Пока не все ниточки до единой распустились — упрямо за них хватаемся.
Я воодушевляюсь, когда Наиль пораньше возвращается с работы. Встречаю его в хорошем настроении. Изображаю радость, получая цветы, драгоценности или сладости из любимой кондитерки, которую не так давно для себя открыла. Она располагается как раз напротив офиса Наиля — муж запоминает это, как и то, что я обожаю круассаны с фисташковым кремом.
Мы вместе ужинаем. Болтаем обо всем на свете. Кажется, если замолчим, то в голову снова влезут страхи и сомнения. В себе. В друг друге. В общих силах. Выплывем ли? Сможем ли? Неужели нас спасёт только чудо?
Мы активно строим планы на будущий отпуск. Смотрим достопримечательности, разрабатываем маршрут. Позже — нужно будет что-то решить в глобальном смысле, а пока дотянуть бы до конца месяца… Как-нибудь.
Ночами между нами тонко-тонко. В спальне и наедине. Порой мучительно от того, что рано или поздно порвётся.
Я не считаю зазорным проявлять инициативу. Когда не в духе — не осекаю и мужа. Даю, принимаю. Кончаю.
Наиль берёт отчаянно и порывисто. До глухих хриплых стонов. До выступивших слёз. До соленых капель пота на теле и сбитого дыхания. Чаще сзади. Реже — глаза в глаза, потому что они говорят о многом, а мы слишком хорошо друг друга знаем, чтобы спокойно игнорировать изменения.
Периодами кроет. Иногда чуть меньше, иногда чуть больше. Саша не в блоке. Настя, конечно же, тоже. Наверное, причина как раз таки в этом — мы не до конца порвали лишние связи. Они есть, висят грузом, давят. И будто бы медленно опускают нас на самое дно. Хотя по сути — это тонем мы сами.
В особо темные моменты маски падают и создается впечатление, что мы оба умело играем в семью, которое больше нет и не будет. Я свою роль, Наиль свою. Ту, к которой привык за долгие