Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леди знала толк в велосипедах, это точно.
— Вы очень добры, мэм, — обратился к Леди отец. — Велосипед — очень щедрый дар. Обычно я не принимаю подарков, но…
— Это не подарок, мистер Маккенсон, а заслуженная награда за доброе дело. Миссис Маккенсон, мистер Лайтфут по-прежнему готов починить у вас все, что неисправно.
— Нет, благодарю вас. Вроде бы все работает нормально.
— Ну что ж, — вздохнула Леди и взглянула на моего отца. — Трудно предвидеть, когда что-нибудь сломается.
— Я очень благодарен вам за внимание, миссис… гм… Леди. — Отец взял маму под локоть. — Извините, но нам пора домой.
— Мистер Маккенсон, нам с вами есть о чем поговорить, — тихо сказала Леди отцу вслед. — Дело касается жизни и смерти. Надеюсь, вы понимаете меня?
Отец остановился. Я заметил, как перекатываются на его щеках желваки. Он не хотел оборачиваться, но Леди заставляла его сделать это. Может быть, он тоже, как и я, ощутил ее огромную жизненную силу. Было видно, что он хочет идти дальше, но не может сделать ни шага.
— Вы верите в Иисуса Христа, мистер Маккенсон? — спросила Леди.
Вопрос разрушил его последнюю линию обороны. Он обернулся и взглянул на Леди.
— Да, верю, — ответил он с серьезным видом.
— Я тоже верю в Христа, мистер Маккенсон. Иисус Христос был самым совершенным из людей, насколько это вообще возможно, но и он, бывало, доходил до крайней точки, тоже боролся и страдал. Порой и Христу казалось, что больше он не сможет сделать и шага, например когда прокаженные и калеки едва не растоптали его, умоляя о чуде, неотступно следуя за ним до тех пор, пока он все-таки не явил им чудо. Я хочу сказать, мистер Маккенсон, что даже Иисус Христос иногда нуждался в помощи и не считал для себя унизительным просить о ней.
— Но мне не нужна… — Отец замолчал.
— Дело в том, — продолжала Леди, — что видения время от времени бывают у всех, это свойство осталось в человеке от животного. Эти видения словно маленькие кусочки большого лоскутного одеяла, и часто мы не в силах понять, что они означают. Чаще всего они посещают нас во сне, но иногда мы грезим и наяву. Это случается почти со всеми, вот только мало кому удается понять смысл того, что он видит. Вы понимаете меня?
— Нет, — ответил отец.
— Неправда, мистер Маккенсон, вы понимаете меня.
Леди подняла тонкий палец:
— Липкая пленка этого мира залепляет наши глаза и уши, делает нас слепыми, немыми и глухими, поэтому мы не можем знать того, что происходит на другой стороне.
— На другой стороне?
— В другом мире, на другом берегу реки, — объяснила Леди. — Именно оттуда взывает к вам человек, лежащий на дне озера Саксон.
— Я не хочу больше этого слышать, — сказал отец, но не сдвинулся с места.
— Он зовет вас, — повторила Леди. — Я тоже слышу его крик, он не дает мне спать, а я ведь уже немолода и нуждаюсь в покое.
Леди шагнула к отцу и взглянула ему прямо в глаза:
— Этот человек, прежде чем упокоиться с миром, хочет сообщить, кто убил его. Он силится докричаться до нас с вами, мистер Маккенсон, но не может выговорить имя или показать лицо убийцы. Все, что он может нам дать, — несколько фрагментов большого лоскутного одеяла. И если бы вы заглянули ко мне, мы бы вместе поразмыслили и тогда, возможно, смогли бы соединить какие-то кусочки вместе. И вы снова сможете спать спокойно, как, впрочем, и я, а человек со дна озера Саксон сможет уйти туда, где ему надлежит находиться. Более того, мы смогли бы изловить убийцу, если, конечно, он еще ходит по этой земле.
— Я не… верю… в такую че…
— Можете верить или не верить, это ваше дело, — перебила отца Леди. — Но когда к вам сегодня ночью снова явится мертвец — а это непременно случится, — у вас не останется выбора: вам придется слушать его. Мой вам совет, мистер Маккенсон: прислушивайтесь к нему внимательно.
Отец хотел что-то сказать: его рот приоткрылся, но он не смог выдавить ни единого слова.
— Извините, — обратился тогда я к Леди. — Я хотел спросить… снятся ли вам… другие сны?
— Да, очень часто, — ответила она. — Но в моем возрасте главная беда в том, что сны зачастую повторяются.
— Я тут подумал… может, вы когда-нибудь видели сон о четырех девочках?
— О четырех девочках? — переспросила Леди.
— Да, мэм. О четырех девочках-негритянках. Они одеты, как будто сегодня воскресенье и они собрались в церковь.
— Нет, — ответила Леди. — Кажется, ничего такого я никогда не видела.
— А вот мне они постоянно снятся. Не то чтобы каждую ночь, но часто. Что бы это значило, вы не можете сказать?
— Это тоже лоскутки одеяла, — сказала Леди. — Скорее всего, это нечто такое, что ты уже знаешь, но еще не знаешь, что ты это знаешь.
— Простите?
— Возможно, причина не в духах умерших, — объяснила Леди, — а в тебе самом, в том, о чем ты постоянно думаешь, пытаясь понять.
— А-а, — проговорил я.
Вот почему Леди видит сны моего отца, а не мои сны: ведь мои сны не призраки прошлого, а тени будущего.
— Скоро у нас в Брутоне откроется музей; приходите, когда он будет готов, — сказала Леди маме. — Мы собрали деньги на его строительство в Центре досуга. Работа закончится через пару месяцев. В музее будет интересная экспозиция.
— Я слышала об этом, — сказала мама. — Желаю вам всяческих успехов.
— Спасибо. Я сообщу, когда состоится церемония открытия. А вам, мистер Маккенсон, советую хорошенько подумать о том, что я сказала.
Леди протянула отцу свою руку в фиолетовой перчатке, и тот осторожно ее пожал. Может быть, он и боялся Леди, но прежде всего он был джентльменом.
— Если надумаете прийти, вы знаете, где я живу.
Леди вернулась к своему мужу и мистеру Дамаронду, и они втроем вышли в теплую безветренную ночь. Мы вышли следом за ними и видели, как они уехали — не на «понтиаке», украшенном горным хрусталем, а на простом «шевроле» голубого цвета.
Несколько человек, присутствовавших на церемонии, все еще стояли на тротуаре и разговаривали. Они воспользовались случаем, чтобы еще раз сказать мне, как им понравилось мое сочинение и как здорово я его прочитал.
— Продолжай в том же духе, у тебя отлично получается! — весело бросил мне мистер Доллар, а потом заявил кому-то не без хвастовства: — А знаешь, этот парень — мой постоянный клиент. Да, сэр, я стригу его уже много лет!
Мы отправились домой. Я