Огонь медленно догорал, отбрасывая красно-желтые блики на деревянные стены нашего укромного прибежища. Мы мирно лежали, не заботясь о том, где чьи ноги и руки. Меня клонило в сон, и я почувствовала теплое дыхание Джейми у себя на щеке.

– Она станет искать, – уверенно произнес он.

Двумя днями позднее случилась короткая оттепель, и Джейми, сам несколько утомленный царившей в хижине духотой, решил воспользоваться благосклонностью природы и пойти на охоту. На земле нерастаявшими островками еще лежал снег, однако таких островков оставалось совсем чуть-чуть; спуститься будет нетрудно, решил он.

Я все же засомневалась в этом, когда позже тем утром сгребала снег в корзину, чтобы получить немного талой воды. Под кустами снег лежал толстым слоем, хотя на открытых участках он и впрямь подтаял. Я надеялась, что Джейми прав, тем более что припасы наши подошли к концу и уже больше недели мы обходились совсем без мяса; капканы, которые расставил Джейми, замело снегом.

Я занесла в дом корзину со снегом и опрокинула содержимое в бак, при этом, как всегда, чувствуя себя колдуньей.

– Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи! – забормотала я на манер макбетовских ведьм, глядя, как комочки снега с шипением растворяются в мутной воде.

У меня в хозяйстве имелся огромный бак, доверху наполненный водой, постоянно бурлящей на слабом огне. Она была нужна не только для мытья, но и для того, чтобы варить все, что нельзя пожарить. Я складывала нарезанное мясо или другие продукты, которые хотела приготовить, в выдолбленную тыкву или в глиняный кувшин, плотно запечатывала горлышко и на веревках спускала в бурлящие глубины котла, время от времени выуживая, чтоб проверить на готовность. Одного котла хватало, чтобы приготовить еду на день, а после оставалась еще и горячая вода для стирки.

Вторую корзину со снегом я перевернула в деревянную лохань и оставила медленно таять – запас питьевой воды на день. Больше никаких срочных дел не было, так что я уселась читать медицинский журнал Дэниэла Роулингса и штопать чулки, блаженно вытянув ноги к огню.

Сперва я не слишком беспокоилась, что Джейми не вернулся. Но в конце концов меня одолела тревога – я всегда волновалась, когда он надолго отлучался, однако старалась скрывать это от самой себя. Тени на снегу постепенно сгущались, а солнце медленно утопало за горизонтом, и я начала прислушиваться все внимательней.

Я занималась своими делами и в то же время ждала, что вот-вот раздастся звук его шагов и приветственный оклик, готовая сорваться с места и протянуть руку за подстреленной индейкой, которую следовало ощипать, или еще чем съедобным, что нужно бы помыть. Поглядывая на гору, я накормила и напоила мулов и лошадей. Вместе с угасающим дневным светом таяли и мои ожидания, превращаясь в призрачную надежду.

В хижине стало зябко, и я вышла за дровами. Наверное, часа четыре, не больше, подумала я, хотя под кустами черники лежала уже темная холодная тень. Через час сгустятся сумерки, а через два станет темно, хоть глаз выколи.

Поленницу припорошило снегом, верхние бревна отсырели. Я с опаской вытянула несколько бревен из орешника, желая добраться до сухих поленьев, – памятуя, что вполне может попасться змея, скунс или еще какая живность, которая облюбовала сей укромный закуток.

Я вздохнула и пригляделась, а потом в виде последней предосторожности сунула в поленницу длинную палку и потыкала ею внутри. Не почувствовав сопротивления и не услышав шипения либо еще каких подозрительных звуков, я уверенно протянула руку и пошарила среди бревен, пока не нащупала шершавое полено из доброй сосны. Мне хотелось разжечь настоящий большой огонь, ведь после целого дня на охоте в снегу Джейми наверняка насквозь промерз.

Доброе сосновое полено я положу в самое сердце очага, а по краям устрою три деревяшки поменьше из орешника, который горит медленней. Я положила их сверху, чтобы просушились, тем временем закончила с приготовлением ужина. После, когда мы уляжемся спать, я подброшу в огонь отсыревший орешник, он протлеет до самого утра.

Тени приняли оттенок индиго и утонули в сером зимнем полумраке. Темно-фиолетовое небо было покрыто густыми снежными тучами. Резко похолодало, и пошел снег.

– Где ж тебя носит, – сказала я вслух, – неужели лося подстрелил?

Мой голос прозвучал еле слышно в тяжелом влажном воздухе, но от самой мысли мне стало полегче. Наверное, Джейми и в самом деле к вечеру попалась крупная добыча, и он решил остаться возле туши; разделать крупное животное – дело долгое и сложное, а мяса можно было запросто лишиться, оставив его на милость хищников.

На огне кипело овощное рагу, хижина заполнилась славным ароматом лука и дикого чеснока, но аппетит у меня пропал. Я повесила котел на крючок сбоку от очага – снова подогрею, когда Джейми вернется. Перед глазами мелькнуло какое-то зеленое пятно, и я замерла, чтобы рассмотреть, что там такое. Небольшая ящерка, спасаясь от зимней стужи, проскользнула в стенную щель.

Она была черно-зеленой и блестела, как драгоценный камень. Я схватила ее, чтобы та с испугу не угодила в огонь, и вынесла бедную кроху, которая как полоумная вырывалась из рук, обратно на улицу. Я отнесла ее к поленнице и опустила на землю.

– Смотри! – наказала я. – Вдруг в следующий раз не повезет.

Уже совсем стемнело, но все еще различимы были стволы деревьев, обрамлявшие расчищенную поляну, серо-белые по сравнению с черным и мрачным горным хребтом на заднем плане. С неба срывались мокрые хлопья снега, которые таяли, едва коснувшись голой земли.

Я захлопнула дверь и немного перекусила, не почувствовав вкуса еды, затем бросила в очаг отсыревшие ореховые поленья и легла спать. Должно быть, Джейми встретил охотников из Анна-Уки и заночевал с ними.

Воздух наполнился запахом орешника, над очагом вился белый дымок. Стропы под потолком уже закоптились, хотя мы соорудили очаг всего пару месяцев назад. Из бревна над моей головой до сих пор сочилась смола, на нем выступили золотистые капли, которые блестели, как мед, и сильно пахли скипидаром. При вспышках огня на бревне различимы были засечки от топора, и внезапно перед моими глазами возникло воспоминание: широкая мускулистая спина Джейми в капельках пота, он заносит над головой топор, движения ритмичны, как маятник в часах. Когда обрушивается удар, лезвие топора сверкает в нескольких дюймах от ноги. Промахнуться было легче легкого. Рубя дрова для костра, он вполне мог оттяпать себе руку или ногу. Живое воображение тут же подсунуло мне ясную картину: темно-красная артериальная кровь на белом снегу.

Я резко повернулась на бок. Джейми отлично знает, что нужно делать, когда ночуешь под открытым небом. Господи боже ты мой, да он семь лет прожил в пещере!

«В Шотландии», – ехидно шепнула мне память. Где самые опасные хищники – кошки размером с домашнюю. А из людей – английские солдаты.

– Что за вздор! – воскликнула я и повернулась на спину. – Он взрослый человек и вооружен до зубов.

Что же он делал? Я попыталась представить. Нашел или соорудил укрытие. Я вспомнила грубый навес, который Джейми сделал для нас, когда мы впервые заночевали в горах, и немного приободрилась. Если он не поранился, то не замерзнет.