а в багажник положили отобранные у них портфели. Как полагается в Индии, шофер громко просигналил, и машина тронулась.

Завод, на который прибыли Игорь и Лев, блистал не свойственной индийской практике чистотой, новейшим японским технологическим оборудованием, включая специализированные автоматические линии, и высококлассными инженерами, многие из которых получили образование в США, Японии, Германии, Италии. Несколько удивляло количество рабочих на сборочных конвейерах – было впечатление, что один индиец держал гайковерт, второй поддерживал провод от гайковерта и т. д. По зрелом размышлении ничего удивительного в этом не было – население Индии давно перевалило за миллиард, а работы не было. Поэтому правительство и местные власти пытались как-то обеспечить людям хотя бы минимальную зарплату.

Что еще поразило Игоря и Льва, так это то, что у многих из представителей народа маратхи не было фамилий (или имен – трудно сказать!), сначала Игорь думал, что это опечатка в визитной карточке, но потом всё разъяснилось.

Во время обеда в столовой для инженерного и административного состава официанты принесли на стол графины с чистой водой. Но при первой же попытке налить себе воду Игорь был схвачен за руку с поличным:

– Вам это пить нельзя!

– Как, почему? Вы же пьете!

– Конечно, но мы пьем эту воду уже триста лет, а вы заболеете. Вам можно пить минеральную воду только из запечатанных бутылок.

Игорь договорился с индийцами о порядке дальнейшей работы и дальше их путь лежал в город Сурат, где должна была состояться встреча с одним англичанином – представителем фирмы «Бритиш Газ», который должен был подъехать в Сурат на поезде из Мумбая. Хозяева вызвались довезти Игоря и Льва на машине в этот же день и предоставили им джип с шофером. По окончании рабочего дня, часов в шесть, путешественники отчалили в Сурат.

По словам водителя, можно было ехать окружным путем через Мумбай, и тогда расстояние составило бы более четырехсот километров, а можно было бы ехать напрямую, и тогда расстояние было бы менее трехсот километров. По уверению водителя, во втором случае путешественники должны были прибыть в Сурат часов в десять вечера, что было вполне приемлемо. Однако они забыли, что находятся в Индии. Прямая дорога шла через настоящие джунгли, был сезон дождей, дорога часто пересекалась речками и ручьями, через которые были переброшены деревянные мостики, залитые водой. На въезде и выезде с этих мостиков находились участки глубокой грязи. Стемнело, с неба лилась горячая вода, вокруг росли невиданные огромные цветы с лепестками диаметром более метра, которые издавали сильнейший одурманивающий запах. Часов в двенадцать ночи путешественники подъехали к развилке, и надо было решать, куда ехать – налево или направо. К своему величайшему удивлению, при вспышке молний они увидели двух индийцев, разговаривающих между собой под дождем как ни в чем не бывало. Шофер на английском спросил их, где Сурат, и тут же получил два четких и ясных ответа, правда, на маратхи: один сказал, что надо ехать налево, другой сказал, что направо. Водитель, долго не раздумывая, свернул налево и на вопрос Игоря «почему?» объяснил, что «левый» индиец говорил более убедительно.

Тут профессор вспомнил одного из недавних директоров их института в Челябинске. Тот ранее работал секретарем обкома по оборонной промышленности, но по болезни был «сослан» директором их института. Это была обычная советская практика: направлять бесперспективных высокопоставленных партийных работников директорами НИИ. Директорами промышленных предприятий их ставить было нельзя – могли наломать дров, завалить план… а вот в НИИ они мало что могли испортить. Этот директор был инженером по образованию, интеллигентным человеком и вполне владел рядом советских приемов, как руководить тем, в чем ты ничего не понимаешь. Один из этих приемов был такой: надо слушать, как говорят подчиненные. Кто говорит более убедительно, более четко, более уверенно – тот и прав. Надо сказать, что он почти никогда не ошибался – интуиция у опытных совпартработников была бешеная.

Был такой случай. Один вновь поступивший на работу завлабораторией подал директору записку, в которой возмущался, что подразделение профессора потребляет этилового спирта больше, чем весь институт. На одном из совещаний директор поднял этот вопрос. Сначала выступил новый завлаб, который патетически заявил, показывая на профессора: «Сколько же надо пить, чтобы всё это израсходовать?» Директор поднял своего заместителя Шарова, ответственного среди прочего и за распределение спирта, и строго спросил: «Когда они это всё успевают выпивать?»

Шаров тоже был из «репрессированных и сосланных» обкомовских работников, но репрессирован он был за пьянство. А вообще-то он был толковым и остроумным человеком, с которым Игорь дружески контактировал.

Он встал и с совершенно серьезным видом заявил: «Даю официальную справку – спирт подразделение получает по утвержденным министерством нормам, и заявки с расчетами я лично проверяю. Что касается Игоря Владимировича, то я также официально заявляю: он не то что спирт, но и водку-то пьет только „Посольскую“, а вообще-то он пьет коньяк, притом исключительно французский, армянский или дагестанский. Это хорошо известно многим здесь присутствующим. А его заместитель не пьет вообще, а ответственный за приборы, на которые идет спирт, Женя Бредихин пьет так мало, что недавно принят в мусульмане».

Участники совещания сильно развлеклись – дело было в том, что всё сказанное Шаровым было чистой правдой. Привередливость Игоря в отношении спиртных напитков была многим известна, то, что Садовский вообще не пил, было известно почти всем, а Женя Бредихин недавно женился на татарке – сотруднице института. Массовый смех директор рассматривал как эквивалент убедительного выступления, и вопрос тут же был закрыт. К слову надо сказать, что в советские времена на территории восточнее Волги спирт в производственной и бытовой сферах играл роль валюты. Официальные системы работали из рук вон плохо, и когда надо было что-то срочно изготовить на любом заводе или достать дефицитную запчасть, то расплачивались спиртом.

Все это отлично знали, и часто тот же Шаров приходил к Игорю с просьбой: «Насос в котельной потек, надо сальник, налей бутылку!»

Мелкие денежные взятки были более-менее в ходу в Москве, Ленинграде, да еще в республиках Средней Азии и Закавказья.

Бюрократические приемы весьма похожи во всех странах, а уж в Израиле и СССР они просто одинаковы. И впоследствии, уже во время жизни в Израиле, Игорь наблюдал этот прием у многих еврейских «партайгеноссе» в теплицах, министерствах и пр. Только, в отличие от советских функционеров, израильтяне чаще ошибаются.

В Сурат прибыли под утро. В потемках город показался маленьким деревенским поселением. Справившись насчет их англичанина и убедившись, что он еще в отеле не поселился, путешественники