нас сполицией, но поверьте, не один полицейский не спасёт вас от клыков одержимогобеса, как это делаем мы. Получите своё имя — и будьте клинком Христа в ночи,защищающим пламя истины. Вы будете отправляться в патрули, зачищать районы иулицы вашей любимой столицы от тварей, и каждая спасённая душа отблагодаритвас.

Говорили ещё долго, и высказался даже Старый Волк.Говорил он мало и сказал только, что его Волки — самые свирепые звери, которые касаютсятаких жутких вещей и тайн, что даже ведьмы Эфрона бы дрогнули. В отличие отдругих игуменов, Акела сказал, что ему нужно только трое, трое самых жёстких,сильных и принципиальных воинов Инквизиции, которые смогут выполнить любой приказ,во благо человечества.

«Ага, как же, во благо человечество, — подумалОднорукий, — убивать своих же, вспарывать им глотки и жрать людей до костей —вот задача твоих волчат».

Высказал своё и мэтр Белого Пламени — худойстаричок, который чуть не задохнулся от своей речи на сцене. Его выступлениебыло самым тяжёлым и нудным — может, поэтому освящённой энергией почти никто непользуется?

И вдруг Однорукий увидел человека, окутанного вчёрные, рваные одежды. Лицо перевязано шарфом до самых глаз, рукава плащасползают ниже кистей, старые истёртые, чёрные берцы. Одежда вся в порезах ишрамах от когтей, где-то спалена, где-то наспех зашита. Сначала парень принялэтого загадочного человека за нищего или попрошайку, но ведь он делил месторядом с выряженными в шёлковые рясы, ушитые золотыми нитями, чьи пальцыусеивали драгоценные камни, а волосы были намаслены и безупречно уложены. Этотже человек, в отличии от коллег, был донельзя высоким и сгорбленным, злыеглаза, цвета раскалённого угля, медленно сканировали окружающуюдействительность. Ему передали микрофон и Однорукий дрогнул от хриплогобасистого голоса, который громом прошёлся по храму.

— У меня, в отличии от коллег, нет церковного имени,— сказал он, мрачно оглядев разношёрстную толпу. — Нет у меня и дома, истатуса, и выплат. Я не состою ни в одном ордене и даже не служу Инквизиции.Но, уверяю вас, вы обо мне слышали, — на фоне золотых и серебряных отблесков,на фоне богатства и шика остальных, этот человек был настоящей тенью средиокружающих. Тёмное пятно, на прекрасном золотом блюдце. — И сегодня, впервые застолько лет, я решил явиться на вашу знаменитую церемонию, посмотреть, какихщенков набирает «Зима».

— Кто ты такой? — крикнул кто-то из густой толпы.

— Да, мы о тебе не слышали!

Тень рассмеялась и хриплый, злой смех эхом разошёлсяпо храму.

— Щенки, — проскрежетала тень с глазами демона, — щенки,которые ещё не пробовали крови и смерти. Ваша братия кличет меня Мясником, когдапонос льётся из-под чёрных кителей и бежать уже некуда.

«Мясник, — вдруг вспомнилось Однорукому, — Пугало,Упырь, Костолом, Труппер… Как только этого человека не называли… О нёмрассказывали, когда я только сюда вступил. Это ведь он перебил трёх демоновпервого порядка, когда несколько профессиональных отрядов Христовых Клинковположили? Ходили слухи, что это чудовище может дать бой Аристарху! Кое-кто дажетрепался, что Цезарь и выучился у этого загадочного человека своему мастерству.И как только я мог не узнать это… существо?»

— Я, как вы все знаете, человек вольный, то бишь,ведьмак, — Мясник закашлялся, сплюнув прямо на золотистый пол чёрную кровь.Никто ему и слова не сказал. — И, в отличии от всех тех, кто имел честьвыступать до меня, я вам не буду мёд в уши заливать, — Он громко засмеялся,хотя этот смех больше походил на скрежет голов Когноса. — Чтобы вступить в нашескромное Братство Тридцати Серебряников, вам понадобятся два ваших яйца, чтобез дела болтаются под ногами, которые вы должны будете крепко-накрепко сжать ввашем крохотном кулачке.

Братство Тридцати Серебрянников. О нём в пределахСвятой Инквизиции говорить не то, чтобы запрещалось, но крайне нерекомендовалось, а теперь на церемонию Возрождения заявляется их лидер!Удивлению Однорукого не было предела. Организация эта, как и сам Мясник,покрыта тайной и загадкой, а каждый уважающий себя инквизитор с именемпрезирает каждого участника Братства Тридцати. Это ублюдки и выродки, нищие иотречённые от церкви, чаще всего те счастливчики, что либо сбежали из холодныхкамер «Льда», либо ушли от Святого Трибунала. Они называют себя ведьмаками —теми, кто отступил от пути Святой Инквизиции, избрав свой, одинокий и тернистыйпуть. Ведьмаки, коих не так много, становятся чаще всего либо убийцами всегосвятого, либо отморозками, которые рискуют своей шкурой, норовя прикончить демонане меньше второго порядка, действуя в полную одиночку за толстый кошелёк.

Братство же, как шептались люди вокруг, сплотиловокруг себя таковых выродков, но какими-то законами в нём и не пахло. Оно лишьслегка упорядочило анархичную и животную природу одиночек, что решили попытатьсчастья вне стройных стен Святой Инквизиции.

Но Мясник, говорили, когда-то был инквизитором. Имелимя, высокий статус и любовь народа. Но что стало с ним потом, когда он ушёл вчащи Язычника, никто не знает.

Надеюсь, Витя не угодит к этим ублюдкам,подумалОднорукий, глядя на озверелые глаза Мясника. А то мне придётся егоприкончить.

— Бросьте всё это, щенки, — сказал Мясник, сверкаякрасными, углистыми глазами, — вам обещают золотые горы, а на деле вас ждётсмерть. Не скажу, что у меня вас ждёт что-то лучше, но мы хотя бы люди честные.Око за око, кровь за кровь, серебро за работу — таков наш девиз, —ухмыльнулся ведьмак. — Обещаю, что после недели у нас, несколько лет вхвалённом «Князе» покажутся вам райским отдыхом на Гавайях. Я и не надеюсь, чтохоть кто-то из вас решится сегодня отдаться нашему Братству, но уверяю, щенки,когда Инквизиция выбросит вас за ваши грешки, вы сами к нам приползёте. Толькоплатить будете не серебром, а кровью.

Он бросил микрофон и исчез, унесённый тенями.Однорукого не на шутку пробрало, и он облегчённо выдохнул, когда этотзагадочный ублюдок исчез. Толпа, как и священнослужители, видимо,придерживались того же мнения.

Снова начались речи, снова о том, как служба в рядахИнквизиции благородна и честна. Все говорящие ходили в церковных рясах, вбогатых плащах и одеждах, давили из себя