обсидиановую галерею, – подсказывает Юстус. – Туда бы я заглянул в первую очередь.

Холодный ветер вздымает белую шевелюру Константина. За время нашего отсутствия она заметно взъерошилась. Полагаю, наказание сестры подорвало его самоуверенность.

– Галерею проверяли во время вашего визита, она была пуста.

– Моя жена умеет становиться невидимой, так что, возможно, стоит проверить еще раз. – Голубые глаза Юстуса горят ярким пламенем, словно он готов ринуться в бой.

Константин хмурится.

– Ваша жена?

– Разве я не упоминал свою недавнюю свадьбу с Мериам Шаббинской?

Уж не думала, что лицо Константина способно побелеть еще больше, но именно это и происходит. Теперь он едва выделяется на фоне заснеженного пейзажа.

– Мериам здесь?

– Да. – Лор вновь хрустит костяшками пальцев. – А также Данте Реджио.

– Салом, позови отца.

Я на мгновение прикрываю глаза и задумываюсь: где бы я спрятала своего возлюбленного? Вряд ли под своей крышей: там бы начали искать в первую очередь.

Конечно, вполне возможно, Алёна не знает, что он остался в Глейсе. В таком случае Данте сам нашел себе убежище.

Я так быстро распахиваю глаза, что ледяной воздух опаляет разгоряченные глазные яблоки.

– Константин, далеко ли до плавучего рынка, о котором вы упоминали?

– Чуть меньше часа езды на санях. А что?

– Моя бабушка может сделать невидимым любого, однако она прикована к тяжеленному трону, который скрипит, если тащить его по полу. Данте, может, велел солдатам ее нести, но даже это сложно не заметить. Один из ваших солдат наверняка бы что-то услышал. Разве что у вас в замке совсем немного стражей?

– Дворец Короля забит стражей под завязку, – бормочет Юстус.

Не имея ни малейшего представления, в какой стороне расположен рынок, я поднимаю взгляд на холм. Алёна встретилась с Диотто вчера вечером, а значит, у них целый день форы. Пешком нам их не догнать, а вот на крыльях мы справимся довольно легко.

– Если только Данте не заключил сделку с вашим отцом в обмен на убежище, он не сунется во дворец. Он бы отправился с рынка пешком или на санях. – Не отрывая взгляда от белых просторов, я спрашиваю: – У вас в Глейсе есть какие-нибудь обсидиановые пещеры или бункеры, созданные фейри?

– Мы никогда не воевали с воронами. – Константин оглядывает четырнадцать перевертышей… теперь уже пятнадцать, когда к нам присоединился Лор во плоти. – Так что нет, леди Бэннок, нам не требовалось строить бункеры.

Из замка вылетает Салом, будто за ним гонится стая волков; булавки со снежинками на накрахмаленной синей форме ярко сверкают.

– Я сообщил Его Величеству… что Данте Реджио на нашей территории… – выпаливает он, тяжело дыша. – Он дает вам и вашим воронам… позволение свободно летать над Глейсом и… расправиться с вашим противником так, как вы считаете нужным… Но просит лишь… чтобы в вашей битве не пострадал… ни один глейсин.

– Что насчет отряда? – спрашивает Юстус.

– Нам не нужны солдаты, Росси. – От наручей и наплечников Лоркана поднимается дым. – Но моей паре нужен стальной меч, Константин. Не будете ли вы так любезны одолжить ей?

Константин просовывает руку под шубу и вытаскивает кинжал, от которого у меня кровь стынет в жилах.

– Моей сестре он больше не понадобится. – Он протягивает его мне.

Меня ослепляют бриллианты, выложенные в изящный узор снежинки.

– Считайте это подарком от нашего королевства вашему.

Знай Константин, что предвидела Бронвен, он бы не отдал мне это оружие и не назвал бы его подарком.

Поскольку я не в состоянии прикоснуться к предложенному клинку, из рук наследного принца его забирает Лоркан.

– Примите нашу благодарность, Константин.

Принц кивает, замечает мое волнение, и его брови сходятся на переносице.

К Салому и его принцу трусцой подбегает солдат, раскидывая сапогами комья снега, затем кланяется и говорит что-то на глейсинском.

– Елена сказала, что лючинский генерал интересовался мастером по изготовлению саней. Сказал, хочет купить несколько и забрать с собой в Люче.

От этой вести и без того острая челюсть Константина становится еще более четко очерченной, почти как стальной кинжал, который держит в руках Лор.

– Совершил ли он покупку?

– Я отправил в мастерскую солдат, чтобы узнать, Визош.

– Где эта мастерская? – спрашивает Лор.

Солдат оглядывается на Лоркана, затем моргает и отступает на шаг. Полагаю, он только сейчас осознал, в чьем присутствии находится.

– Немного в глубь материка от плавучего рынка, Ваше Величество.

– Имя? – рявкает отец.

– Денис.

– Не твое, – ворчит Салом, закатывая глаза.

– О! Волков и сыновья. – Денис дрожит, словно осенний лист, едва держащийся на ветке.

– Отзовите своих солдат. – Ветер ерошит черные волосы Лора. – По воздуху мы доберемся быстрее.

Лор начинает обращаться в дым, но вновь твердеет в плоть, когда Константин спрашивает:

– Зачем Реджио прибыл к нам?

– Он прибыл за руническим камнем. Полагаю, он остался, потому что знаком с вашим королевством. Разве не в Глейсе он проходил военную подготовку? – Глаза Лоркана светятся глубоким янтарным цветом.

Невольно я проскальзываю в его разум, который полнится такой жестокостью и кровью, что я мигом выпрыгиваю и перевожу взгляд обратно на Константина, в чей разум проникать не способна. Слава богам, ибо наверняка и в его черепной коробке не меньше жутких сцен.

– Возможно, он считал, что у него все еще есть шанс заключить союз с вашим королевством, – продолжает Лор. – Тем более если учесть будущего ребенка Алёны. Его ребенка, надо полагать.

Я таращусь на Лора.

Ты об этом знаешь или блефуешь?

Я слышал второе сердцебиение, когда ее нес. Личность отца я могу только предположить.

Глейсинский принц расправляет плечи.

– Ребенка больше нет. – Хотя голос у него сухой, раздувающиеся ноздри выдают чувства, которые вызвал в нем выкидыш Алёны.

Я резко втягиваю воздух носом, мороз обжигает легкие. Потеряла ли она плод из-за стального лезвия, которым брат полоснул ее по лицу, или же их отец узнал правду и приказал устранить ребенка?

Может, я и ненавижу ледяную принцессу, но я никогда не пожелала бы ей такой душевной муки. А ведь все это наша вина. Если бы мы не прилетели…

Перестань, Биокин! Если бы ребенок выжил, то проклятие Мериам продолжало бы действовать и Котел не открылся бы. Тебе пришлось бы также отнять и жизнь ребенка, разве тебе этого хотелось бы?

У меня скручивает желудок. О проклятии я и не подумала! Мне все еще жаль Алёну, но было бы ложью сказать, что меня не охватило облегчение: ни за что на свете я не смогла бы пожертвовать ребенком.

Салом спрашивает, почему Данте просто не инсценировал свою смерть. Я опускаю взгляд на ладонь, помеченную нашими узами.

То же самое делает Юстус.