русский язык в повседневной практике. В своем выступлении на Пятом Всемирном конгрессе соотечественников в Москве Леонид Слуцкий, председатель думского Комитета по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками, привел такие цифры: за четверть века число русскоговорящих в мире сократилось на 70 миллионов человек – с 350 до 280. Этот процесс, безусловно, связан с теми геополитическими изменениями, что произошли после падения Берлинской стены и распада Советского Союза. Понятно, что значение языка не всегда связано с количеством говорящих и пишущих на нем людей, – арамейские языки будут изучать до тех пор, пока не переведутся люди, которые захотят читать в подлиннике Ветхий Завет. Язык, на котором написана Книга книг, всегда сохранит свое величие. Но при всем том в современном мире влияние языка всегда связано с количеством людей, им владеющих. Как бы ни относиться к статистике, чаще всего за ней скрываются содержательные смыслы.

Русский язык окончательно утвердился в качестве мирового языка после Второй мировой войны, когда СССР вместе с другими странами, разгромившими немецкий фашизм и японский милитаризм, выступил одним из учредителей Организации Объединенных Наций. Он стал одним из шести рабочих языков ООН – в 1945 году по-другому и быть не могло. Но сегодня, когда речь идет об оптимизации расходов на содержание международных институтов различного уровня, все чаще раздаются предложения отказаться от их многоязычия, сохранив всего лишь два, а то и один рабочий язык. Декларативно прагматичная позиция имеет под собой вполне внятную геополитическую подоплеку. Исключительное доминирование одного из мировых языков символизирует государственное превосходство не меньше, чем военное или экономическое могущество. Сохранение своего языка в качестве одного из мировых важно не только для России. Французы, испанцы, представители арабских государств справедливо полагают, что мультикультурализм, многоязычие – это свидетельство многополярности современного мира, что универсальность человечества вовсе не сводится к его культурному единообразию. Именно поэтому франкофония стала важнейшей культурно-политической стратегией Франции, язык Сервантеса объединил страны с населением более полумиллиарда человек и стал вторым языком в США, итальянская культура стала важнейшим инструментом внешней политики Рима. Языки ведут борьбу за расширение своего пространства – прагматизм политического и делового соперничества, безусловно, вторгся и в гуманитарную сферу. И в этом соревновании не всегда помогают тени великих предков.

Живой язык отражает современное бытие народа. Он чувствителен к тем его подробностям, которые могут не заметить политологи и экономисты. Он восприимчив к дроблению социума на обособленные и нередко враждебные друг другу группы, которые создают свою субкультуру. По нему можно с неменьшей точностью, чем по социологическим опросам, определять точки социального напряжения в обществе. Именно в нем находят выражение все мечты и чаяния людей, все их боли и страдания, все несбывшиеся надежды. Равно как и гордость за преодоление, казалось бы, невозможного.

На таком языке вот уже четверть века стараются писать авторы «Российской газеты». Стараются быть честными перед собой и перед читателями. Ведь все мы помним строки Иосифа Бродского: «От всего человека вам остается часть / речи. Часть речи вообще. Часть речи».

Ноябрь 2015

Театр как мироздание

В день столетия Георгия Александровича Товстоногова, 28 сентября 2015 года, в интервью «Вестям» Олег Валерьянович Басилашвили сказал: «Товстоногов был всегда прав».

Эти слова в устах актера, который не отличается склонностью к славословию, не были похожи на юбилейное преувеличение. Они звучали как символ веры тех сподвижников режиссера, которые вместе с ним с 1956 по 1989 год создавали и создали легендарный Большой драматический театр, который был, наверное, лучшим европейским (а значит, и мировым) театром своего времени. За долгие годы театральной деятельности Г.А. Товстоногов, похоже, не делал творческих ошибок. У него бывали, что называется, проходные спектакли, но и их не назовешь лишенными смысла. Да и в жизни он старался избегать безвыходных ситуаций, в которые нередко загоняли предлагаемые советской системой обстоятельства. Он не всегда побеждал в этой замысловатой шахматной игре с властью, но удивительным образом избегал поражения. Его, уже удостоенного самых разных званий и наград, могли ругательски ругать даже за пушкинский эпиграф к спектаклю «Горе от ума» («Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!»), как и за саму постановку, в которой, по мнению партийных проработчиков, была искажена классическая пьеса, но за десятилетия его режиссерской работы был запрещен всего один спектакль – «Римская комедия» по пьесе Леонида Зорина в 1965 году. Счет явно в его пользу.

Он никогда не был «государственным режиссером» – эту роль и в Ленинграде, и в Москве играли совсем другие люди. И вовсе не случайно в приветственной телеграмме по случаю 100-летия режиссера президент РФ В.В. Путин отметит, что Большой драматический театр в пору руководства Г.А. Товстоногова был особо ценен свободой творчества, своей художественной независимостью. Георгий Александрович знал разрушительную силу компромисса: нередко соглашаясь на него в жизни, он умел избегать его в творчестве. В строительстве театра, который был для него венцом творенья.

В профессии режиссера помимо умения извлекать тайное из актеров необычайно важны отношения с пространством и временем. Не только со сценическим, творимым в каждом спектакле всякий раз по-новому, но и реальным, историческим, существующим за пределами подмостков. Товстоногов не просто чувствовал время – в своих спектаклях он формировал настоящее как часть больших линий истории. А. Смелянский точно заметил, что уникальный дар режиссера превращал современную бытовую пьесу в эпическое полотно.

На юбилейном вечере в БДТ об этом говорил с экрана Александр Володин, вспоминая о том, как к нему обратилась Дина Морисовна Шварц, легендарная заведующая литературной частью театра, с просьбой дать Товстоногову свою новую пьесу. И как Товстоногов превратил «Пять вечеров» в «спектакль с чудесами». В спектакль, который рассказывал об обычных советских людях, говорящих языком радиоточки, как о героях подлинной истории страны. Он ставил современные пьесы как классику, а в классической драматургии открывал не только ее непреходящий смысл, но и злободневность, так часто пугающую начальников от культуры.

Виктор Крамер, который сочинил юбилейный вечер в БДТ вместе с Ольгой Скорочкиной и Полиной Неведомской, соединил в пространстве сцены людей давно ушедших, некогда прославивших эти подмостки, с теми, кто еще жив и способен к творчеству. Но все они, живые и ушедшие, вспоминали об эпохе Товстоногова если не как о лучшем, то, безусловно, как о важнейшем времени своей жизни. В хороводе молодых артистов нынешнего БДТ, которые окружили длинный, покрытый белоснежной скатертью стол (как напоминание о первом акте товстоноговских «Трех сестер»), рождались образы ушедшего театра, который уже никогда не вернется. И все, кто выходил