Мы наблюдали за проезжающими машинами.

– Хочешь поводить машину?

– Не знаю, – я решил поломаться. Вот такой я ловкий обольститель. – Судя по твоим словам, это не самое безопасное занятие на свете.

– Ну что я могу сказать, жизнь полна неожиданностей, – Маргарет уже пошла к машине. – Не наша, конечно. Но жизнь в целом – да.

Мы садимся в машину. Там пахнет Маргарет, даже еще более насыщенно. Мы катаемся по центру Лексингтона мимо псевдостаринных магазинчиков.

– И вообще, – говорит она, – если даже мы погибнем в куче металлолома, наутро мы, вероятно, воскреснем.

– Вероятно – вот это меня и пугает.

– Вообще я об этом думала, и я почти уверена, что мы бы воскресли. Другие-то воскресают. Представь, сколько людей умирает в мире каждый день. Если бы они все не воскресали, они бы оставались мертвыми, когда мир перезагружается. Они бы исчезли, стерлись или что-то в этом роде. В любом случае, кто-нибудь бы заметил. Следовательно, они воскресают.

– А потом снова умирают. Черт, кому-то приходится умирать снова и снова. Интересно, сколько таких?

– Сто пятьдесят тысяч, – сказала она. – Я посмотрела в интернете. Столько людей в среднем умирают в день.

Я попытался представить себе этих людей. Тысяча человек стоят в ряд и строем бросается со скалы. И таких рядов – сто пятьдесят.

– Ох, а представь, если это очень болезненная смерть? – сказал я. – Или просто очень паршивый день, когда тебе плохо. Или тебя увольняют. Или кто-то тебя бросает. И тебя бросают снова и снова. Это же ужасно. Серьезно, мы должны как-то это исправить.

Она, похоже, не заинтересовалась таким ходом мысли. Вообще при этих словах у нее сделалось каменное лицо, и я задумался – а может, и для нее четвертое августа не такой простой день, как для меня?

– Прости, это было немного депрессивно, – сказал я.

– Да уж, – ответила она. – Но, наверное, и много хорошего происходит снова и снова.

– Вот это правильный настрой.

Мы доехали до окраины города. Городок у нас небольшой. Маргарет свернула на шоссе 2.

– Куда мы едем? – спросил я.

– Да так, никуда.

Как всегда, стояла удушающая жара и шоссе было забито машинами.

– Раньше я слушала радио, – сказала она, – но меня уже тошнит от одних и тех же песен.

– Интересно, далеко этот эффект распространяется? В смысле, это только Лексингтон попал во временную петлю или вся планета? Или вся вселенная? Наверное, должна быть вся вселенная. Черные дыры, квазизведы, экзопланеты и все такое выстраивается заново каждый день, а мы в эпицентре всего. И мы – единственные существа во вселенной, которые об этом знают.

– Несколько эгоцентричный подход, тебе не кажется? – сказала она. – Уж наверняка парочка инопланетян тоже в курсе.

– Возможно.

– Вообще я подумала, если это происходит только здесь, то, может, стоит отъехать достаточно далеко, и мы выйдем из этой зоны, и время снова пойдет вперед?

– Стоит попробовать, – сказал я. – Типа сесть в машину, вжать по газам и проверить, что будет.

– Я скорее думала сесть на самолет.

– Или так.

Хотя, если быть честным, в данный момент мне так нравилось просто ехать в машине с Маргарет, что я не был уверен, что хочу, чтобы время снова заработало как положено. Я был бы не против повторить эти пять минут пару сотен раз. Она свернула с шоссе.

– Я соврала. Насчет того, куда мы едем. Хочу тебе кое-что показать.

Она въехала на парковку. Под колесами зашуршал гравий. Я знал, где мы – на парковке у водохранилища Вачусет. Папа часто возил меня сюда в детстве и учил рыбачить. Водохранилище кишит рыбой. Правда, достигнув пубертата, я стал сочувствовать рыбам и перестал этим заниматься.

Маргарет глянула на часы.

– Черт. Побежали, а то все пропустим.

И она действительно пустилась бегом по редкому сосновому лесу вокруг водохранилища. Она бегала быстро – ох уж эти длинные ноги, – и мне не удавалось ее догнать, пока она вдруг не остановилась в нескольких ярдах от песчаного пляжа. Она положила руку мне на плечо. Это был первый раз, когда она ко мне прикоснулась. Я помню, во что она была одета: в старую оранжевую футболку, выцветшую до бледно-персикового цвета, с логотипом летнего лагеря. Пальцы у нее оказались неожиданно холодными.

– Смотри!

Вода сверкала золотыми вкраплениями предзакатного солнца. Вокруг было тихо, хотя где-то вдалеке слышался шум шоссе.

– Я ничего не…

– Погоди. Начинается.

И началось. С неба спикировал ястреб – стремительный и опасный сгусток темных перьев. Он резко вошел в воду, некоторое время судорожно хлопал крыльями, разбрызгивая вокруг россыпи искристых капель, а потом снова взмыл в небо с блестящей извивающейся рыбой в когтях и улетел прочь.

Душный летний вечер снова стал тихим и пустынным. Все действо заняло от силы секунд двадцать. Но это заставило меня вспомнить, что даже день, который ты прожил уже пятьдесят раз, способен удивлять. Маргарет повернулась ко мне.

– Ну как?

– Ну как?! Это было потрясающе!

– Правда же? – ее улыбка сама по себе способна была остановить время. – Я случайно увидела это на днях. В смысле, сегодня. Ну, ты понимаешь. В другой раз.

– Спасибо, что показала. Так каждый раз происходит?

– Всегда в одно и то же время – 4.22 и тридцать секунд. Я уже три раза смотрела.

– Ради такого почти не жаль застрять во времени.

– Почти. – Тут от какой-то мысли ее улыбка погасла. – Почти не жаль.

Маргарет высадила меня у библиотеки – я оставил там свой велосипед, – и на этом мы распрощались. Я не стал звать ее на свидание, ничего такого. Я решил, достаточно того, что она застряла во времени вместе со мной. Не то чтобы нам было куда друг от друга деться. Мы, как две жертвы кораблекрушения – только застряли не на необитаемом острове, а во времени.

Но, будучи человеком выдающейся силы воли, я написал ей только через два дня.

«Нашел еще одно. Встречаемся у заднего входа в библиотеку, где парковка, в 11.37.12».

«Еще одно что?»

«Еще одно. Приходи».

Она не ответила, но я все равно ждал ее, на всякий случай. Больше мне все равно было нечем заняться. И она приехала – ее громоздкий универсал вырулил на парковку в 11.30. Она остановилась в тени.

– Что это? – спросила она. – Что-то вроде ястреба?

– Говори тише, не хочу все испортить.

– Что испортить?

Я показал.

У заднего входа в библиотеку были бетонные ступеньки, которые вели на парковку. В ступеньках не было ничего необычного, но у них было некое загадочное пифагорейское свойство, манившее четырнадцатилетних