был дома и вышел во двор. Кольскегг и Хьёрт вышли с ним. Они учтиво поздоровались с подъехавшими и спросили, куда те держат путь.

– Не дальше этих мест, – отвечают те. – Нам сказали, что у тебя есть добрый жеребец, и мы хотим вызвать тебя на бой коней.

– Не с чего ходить рассказам о моем жеребце: он еще молод и ни разу не испытан.

– Ты все же, наверное, не откажешься устроить бой коней, – говорят они. – Хильдигунн сказала, что ты гордишься своим жеребцом.

– А с чего это вы говорили об этом? – спрашивает Гуннар.

– Потому что были люди, – говорят они, – которые сказали, что не найдется никого, кто решился бы выставить своего коня на бой с нашим жеребцом.

– Я решусь, – говорит Гуннар, – хоть и кажутся мне недружелюбными эти речи.

– Значит, договорились? – спрашивают они.

– Вам хочется, чтобы все было по-вашему. Все же пусть будет так, что от боя наших коней и другие люди получат удовольствие, а мы сами не наживем неприятностей. Еще я хочу, чтобы вы не позорили меня. Однако, если вы поступите со мной, как поступали с другими людьми, то я, поверьте, отплачу вам, и вам не поздоровится. Как вы со мной поступите, так и я с вами.

Затем они поехали домой. Старкад спросил их, как они съездили. Они сказали, что Гуннар их вызов принял.

– Он согласился на бой коней, и мы договорились, когда этот бой будет. Он явно боится проиграть, и пытался отказаться.

– Увидите, – сказала Хильдигунн, – Гуннара трудно вызвать на бой, но еще труднее с ним справиться, если уж ему от боя не уклониться.

Гуннар поехал к Ньялю и рассказал ему о бое коней и о своем разговоре с сыновьями Эгиля.

– Как ты думаешь, чем кончится этот бой коней? – спросил он.

– Ты одержишь верх, – сказал Ньяль, – но многим этот бой принесет смерть.

– Может быть, и мне? – спросил Гуннар.

– Нет, тебе этот бой смерти не принесет, – сказал Ньяль, – но эту старую ссору они припомнят, когда начнут новую. Тебе останется только защищаться.

Затем Гуннар поехал домой.

LIX

Тут Гуннар узнал о смерти своего тестя Хёскульда. А через несколько дней Торгерд, жена Траина, разрешилась на хуторе у Каменной Реки мальчиком. Она послала к своей матери человека с просьбой решить, как назвать мальчика – Глумом или Хёскульдом. Та выбрала имя Хёскульд.

У Гуннара и Халльгерд было двое сыновей. Одного звали Хёгни, а другого Грани. Хёгни был искусен во всем, молчалив, недоверчив и правдив.

И вот люди поехали на бой коней. Народу собралось очень много: там были и Гуннар с братьями, и сыновья Сигфуса, и Ньяль со всеми своими сыновьями. Приехал и Старкад со своими сыновьями, и Эгиль со своими. Они сказали, что пора пускать лошадей. Гуннар сказал, что согласен. Скарпхедин спросил:

– Хочешь, я буду натравливать твоего коня, Гуннар?

– Не надо, – говорит Гуннар.

– Так было бы лучше, – говорит Скарпхедин. – Тогда с обеих сторон были бы люди неуступчивые.

– Не много тебе нужно сказать или сделать, – говорит Гуннар, – чтобы разгорелась ссора. Если же я сам буду натравливать своего коня, то дело не так скоро дойдет до ссоры, хотя ее все равно не миновать.

После этого коней вывели и поставили друг против друга. Гуннар приготовился натравливать своего коня, которого держал Скарпхедин. На Гуннаре была красная одежда и серебряный пояс, а в руке он держал жердь. И вот кони сшиблись и стали так яростно кусать друг друга, что их и не нужно было натравливать. Все были очень довольны. Тут Торгейр и Коль решили ударить своего коня так, чтобы тот толкнул коня Гуннара, и посмотреть, не упадет ли Гуннар. И вот кони сшиблись, и Торгейр и Коль тут же подскочили сзади к своему коню. Но Гуннар заставил своего коня рвануться навстречу, и Торгейр и Коль упали навзничь, а их конь повалился поверх них. Они сразу же вскочили и бросились на Гуннара. Тот увернулся, схватил Коля и швырнул его на землю так, что тот лишился чувств. Тогда Торгейр, сын Старкада, ударил Гуннарова коня и выбил ему глаз, а Гуннар ударил Торгейра жердью, и тот лишился чувств. Гуннар подошел к своему коню и сказал Кольскеггу:

– Прикончи коня! Незачем ему жить кривым!

Кольскегг зарубил коня. Тут Торгейр вскочил, схватил свое оружие и хотел было кинуться на Гуннара, но ему помешали, и началась свалка. Скарпхедин сказал:

– Надоело мне толкаться. Нам более пристало биться с оружием в руках.

Гуннар был так спокоен, что его держал всего один человек. Он не сказал ни одного злого слова. Ньяль пытался помирить дерущихся или успокоить их. Торгейр сказал, что не желает мириться, а хотел бы убить Гуннара за его удар жердью. Кольскегг сказал:

– Гуннар слишком твердо стоит на земле, чтобы упасть от одних слов. Так будет и на этот раз.

И вот народ разъехался с боя коней по домам. На Гуннара никто не напал. Так прошел год.

Летом на тинге Гуннар встретил своего шурина Олава Павлина, и тот пригласил его к себе в гости, но велел быть осторожным:

– Ведь они готовы на все. Никогда не езди один.

Олав дал ему много добрых советов, и они очень подружились.

LX

Асгрим, сын Лодейного Грима, предъявил на тинге иск к Ульву, сыну Угги. Однако в этом иске Асгрима, как это часто случалось, было слабое место. Дело в том, что вместо девяти свидетелей он призвал всего пять. Поэтому его противники объявили иск неправильным. Гуннар сказал:

– Я вызову тебя на поединок, Ульв, сын Угги, если ты не уступишь в этом справедливом деле. Ньяль и мой друг Хельги могут рассчитывать на то, что я не оставлю тебя в трудном деле, Асгрим, даже если их и нет здесь.

– Я не с тобой сужусь, – говорит Ульв.

– Но тебе придется иметь дело со мной, – говорит Гуннар.

Дело кончилось тем, что Ульву пришлось заплатить все сполна. Тогда Асгрим сказал Гуннару:

– Приглашаю тебя к себе летом, и во всех тяжбах я всегда буду только на твоей стороне.

Гуннар поехал домой с тинга. Вскоре после этого он встретился с Ньялем. Тот сказал Гуннару, чтобы он был осторожен, потому что, как ему говорили, люди из-под Треугольной Горы собираются напасть на него. Он посоветовал Гуннару, чтобы тот никогда не ездил без достаточного числа спутников и всегда был при оружии. Гуннар пообещал последовать этому совету и сказал, что Асгрим пригласил его к себе.

– И я собираюсь поехать