Он грустно кивнул. Окунул свой взгляд в первую страницу. Сосредоточился.

Я следил за его лицом. Следил, пока он не дочитал.

– Ну? – спросил его я.

Он вздохнул:

– Вам нужно сделать письменный перевод и с ним пойти к специалисту.

– Почему? – удивился я.

– Тут есть сложные медицинские термины. Но там еще написано, что вам рекомендуется провести обследование внутренних органов.

– Каких органов?!

– Если вы не против, Сергей Павлович, я могу отдать письмо коллеге из медуправления. Факсом отправлю, и через пару часов вы получите точный перевод. А то я боюсь ошибиться.

Я последовал его совету.

Готовый перевод мне доставили после обеда. Врачи из Цюриха сообщали, что недоразвитость некоторых жизненно важных функций у плодов, скорее всего, связана с «качеством семени отца». После перечисления по-латыни возможных аномалий цюрихские врачи настоятельно рекомендовали пройти тщательное обследование репродуктивных органов как супруге, Виленской, так и супругу, Бунину, перед тем, как предпринять следующую попытку стать матерью и отцом.

– Может, чаю? – предложила, приоткрыв дверь в кабинет, Нилочка.

Я вежливо отказался. И ощутил подзабытую тяжесть в груди. Вспомнил конец октября и клинику на берегу Цюрихского озера. Вспомнил тихую, страшную ночь, перечеркнувшую наши семейные планы.

И теперь вот это письмо напоминало о несостоявшихся планах и предупреждало, что прежде, чем попытаться эти планы повторить.

Я задумался о Светлане. Показывать ей это письмо или нет? Ведь она до сих пор считает или чувствует себя виноватой. Как она отреагирует?

Жанна опять пропала. Ее не было уже дней пять. Я так и не сказал ничего Светлане. Она, должно быть, и не знает, что я их видел вдвоем в кровати, спящими в обнимку. Она не знает, что это выбило меня на три дня из колеи, что у меня руки начали дрожать из-за этой картинки, то и дело всплывавшей в моей памяти в самые неудачные моменты.

А в письме ведь написано и обо мне. О том, что я должен пройти тщательное обследование. Наверно, с этого я и начну. Сделаю все анализы, пройду обследование. Получу на руки результат. Если со мной все в порядке, значит, смерть малышей действительно ее вина. И тогда о будущих детях надо забыть и тем более письмо ей не показывать. Если же все окажется наоборот. Тогда что? А впрочем, чего гадать?

Карпаты. Январь 2016 года.

Когда я открыл глаза, меня удивила полная, стерильная тишина. Я явно лежал в больничной палате, только в этой палате не было окон. В углу, слева от двери, на металлическом столике перемигивалась разноцветными лампочками-датчиками какая-то электроника. Под потолком висела нацеленная на меня видеокамера.

Я попробовал приподняться на локтях, но не смог. Странная слабость в мышцах напугала. Но испугался я как-то поверхностно, поверх основательного безразличия ко всему в окружающем мире и даже к себе самому. Словно был это не сам я, а подделка под украинского президента, к тому же осознающая свою никчемность и ненастоящесть.

Часть белой стенки вдруг оказалась дверью. Дверь открылась вовнутрь, и в палату вошел генерал Светлов. Следом за ним – низкорослый мужчина в овчинном тулупчике и с коричневым кожаным дипломатом в руке.

Мне вдруг открылась причина моей слабости: мне было холодно. Очень холодно. Это холод сковал мои мышцы. Я бросил обеспокоенный взгляд на Светлова. Почему-то я был уверен, что не смогу издать ни одного звука.

– А! – произнес я осторожно и тут же заметил, как вошедшие отреагировали. – А-а, – повторил я протяжнее. Потом сфокусировал взгляд на Светлове. – Скажи, что происходит?

Я услышал свой голос. Слабый, дрожащий от холода.

– Мы сядем, – кивнул в ответ Светлов. Оглянулся на мужчину в тулупчике, который наклонился над столиком с электроникой и что-то там проверял.

Светлов присел на белый стул у изголовья моей кровати.

– Дела серьезные, – произнес он голосом, которым, должно быть, врач сообщает безнадежному пациенту его диагноз. – Хорошо еще, что есть люди, которым можно доверять.

И он оглянулся на человека в тулупчике. Тот поднял голову и утвердительно кивнул генералу.

– Вы только не волнуйтесь, господин президент. – Светлов заговорил медленнее, словно давая себе возможность не спеша подыскивать правильные слова. – Ситуация не безнадежная, кроме того, у вас хорошая команда! Нам некуда отступать. У нас позади нет Москвы, как у Казимира.

– Конкретнее, – попросил я, внимательно следя за выражением его лица.

Светлов снова переглянулся с мужичком в тулупчике. Тот утвердительно кивнул генералу.

В голосе Светлова появилось больше уверенности.

– Теперь ясно, – заговорил он, – что операция по смене власти задумывалась давно. Как минимум год назад. Во всяком случае за несколько месяцев до вашей операции. Вам пересадили нездоровое сердце, в которое был вживлен сложный электронный датчик. Мы еще полностью не знаем его функций, но вот то, что уже известно: датчик передает куда-то ваши координаты, где бы вы ни находились; через него можно прослушивать и передавать на спутник или отдаленный приемник разговоры, прежде всего то, что говорите вы. Также есть опасение, что с помощью этого датчика можно остановить ваше сердце.

– Это не мое сердце, – ответил я. – Так что, в любой момент меня могут отключить, а пока что враги слушают наш с тобой разговор?

– Нет. – Светлов неожиданно улыбнулся. – Здесь нам удалось создать полную защиту от проникновения радиосигналов и волн. Работа датчика заблокирована. Мы успели это сделать вовремя. Даже врач удивился. Сказал, что все шло к классической коме, и вдруг, когда мы поставили блокировку, – Светлов обернулся и бросил взгляд на аппаратуру, – вам стало лучше.

– Да… – выдохнул я. – Откуда вы все это узнали?

– Врач, который вас осматривал недавно, нашел меня и поделился своими подозрениями. Фамилия Резоненко.

Я кивнул. Я помнил, как этот врач замолчал, как только в комнате появился Львович.

– А Львович где? – спросил я с подозрением.

– Здесь, здесь. Работает! Все в порядке, то есть он в порядке. Проверенный.

Последнее слово Светлов произнес задумчиво.

– А кто не в порядке?

– Майя. Она пропала… На рейсе из Симферополя ее не оказалось.

«Ну что ж, – подумал я. – Вполне логично. Женщина, мечтающая посидеть в ресторане «Метрополь», не может быть патриоткой Украины. К тому же вдова олигарха…»

– Через полчаса у нас тут совещание, – Светлов перешел на шепот. – Врач сказал, что вам уже можно участвовать в принятии решений.

– У нас тут – где? – спросил я. – Где я вообще нахожусь?