– Я по тебе так скучала.

Она молча стоит, уронив голову мне на грудь, но замечает, что я ее даже не касаюсь.

Тогда она от меня отстраняется, встает, смотрит на меня со слезами на глазах и качает головой.

– Ну почему ты не понимаешь? Почему ты такой упрямый? Как же ты не понимаешь, что я тебя люблю? Я никогда не переставала и буду любить тебя всегда.

Она начинает плакать, а я не знаю, что делать; я только смотрю на нее. Мне бы хотелось прижать ее к себе, обнять ее, ласкать ее волосы, утирать ее слезы… Но я не могу, не могу пошевелиться, я словно окаменел. Тогда она откидывает волосы назад, шмыгает носом, а потом едва ли не смеется.

– Извини, ты прав…

Она нежно ко мне приближается, прижимается ко мне, кладет мне руки на плечи, смотрит на меня, улыбается мне.

– Выслушай меня внимательно, Стэп, сейчас я должна тебе это сказать. – И она, всегда немногословная, теперь говорлива, как река в половодье. – Я твоя, какой никогда не была ни для кого другого; я испытываю к тебе то, чего никогда ни к кому не испытывала, об этом говорит само мое тело. То, как я наслаждаюсь, то, как я тебя чувствую, как проживаю с тобой удовольствие – это что-то неповторимое, чудесное. Я никогда не испытывала наслаждения ни с кем другим, ты мне веришь? Как будто отказывалось само мое тело, я больше никогда ничего не чувствовала и даже не замечала, что что-то во мне движется. Но ты всего этого не можешь понять. Я больше не хочу упускать случай быть счастливой. А мое счастье – это ты, только ты. Прошу тебя, прости меня, прости все мои прежние ошибки, позволь мне снова сделать тебя счастливым, чтобы мы вместе опять обрели эту неповторимую, особенную любовь – ту, что подняла нас на три метра над уровнем неба. Такие вещи происходят всего раз в жизни, и, если ты решишь этим пренебречь, то откажешься от чего-то изумительного. Я боялась, я послушалась мать, я была слишком юной, чтобы иметь смелость быть счастливой. Но теперь-то ты меня не наказывай, будь великодушен, забудь о ненависти всех этих лет, позволь возродить нашу любовь, дай нам еще один шанс, прошу тебя, я уверена, что на этот раз мы не ошибемся. Я изменилась, я знаю, чего хочу. Как бы это ни было прекрасно – иметь ребенка, твоего ребенка, моя жизнь без тебя все равно пуста. Мне не хватает твоей улыбки, мне не хватает твоих милых глаз, но, самое главное, мне не хватает чего-то восхитительного – тебя; ты и только ты всегда знал, как сделать меня счастливой. И это было самым прекрасным твоим подарком: твое умение сделать так, чтобы я чувствовала себя значимой, неповторимой, особенной. Так, как я ощущала себя любимой с тобой, я никогда не ощущала себя ни с кем другим. На какое-то мгновение, в самом начале нашего романа, я почувствовала себя даже виноватой из-за того, что твоя любовь ко мне была такой красивой. Но потом я ей позавидовала и, в конце концов, отдалась своим чувствам и сама полюбила тебя так же или, может, даже больше…

Я молчу и смотрю в ее глаза. Меня переполняет гнев, когда я думаю о накопившихся за все эти годы страданиях, и мне бы хотелось закричать: «Где ты была все это время? Все время того одиночества, в котором ты меня оставила? Когда я царапал ногтями щеки, чтобы не броситься тебя искать, чтобы пресечь все свои отчаянные попытки тебя позвать, увидеть, вернуть тебя? Когда я увидел тебя в той машине перед твоим домом? Ты выходила из нее с другим, и тогда я словно умер, я умолял Бога, чтобы Он не дал целовать тебя посторонним, чтобы Он пробудил в тебе какое-нибудь воспоминание, заставив тебя прокручивать в голове какое-нибудь из прожитых нами мгновений, самое счастливое, самое забавное – взрыв смеха, поцелуй, взгляд: что-нибудь, что заставило бы тебя снова подумать о нас и избегать посторонних прикосновений, этих проклятых не моих поцелуев…» И теперь при одной только мысли об этом, я выхожу из себя, ощущая такой прилив гнева и страсти – безумной, странной, нелепой… Я чувствую, как реагирует мой член, и мигом скидываю с себя твои руки, набрасываюсь на тебя, раздвигаю твои ноги и беру тебя снова. Ты смотришь на меня своими голубыми, такими красивыми, широко распахнутыми глазами. И ты меня умоляешь:

– Прошу тебя, люби меня, люби меня, люби меня, как тогда, без ненависти, без гнева…

И я тобой сразу же овладеваю. Ты моя, я в тебе, проникаю в самую глубину… Я закрываю глаза, крепко тебя обнимаю, просовываю мою левую руку под твою голову и хватаю твое плечо, прижимаю тебя к себе. Ты моя, Баби, слишком моя. Я трахаю все сильнее, но мне все равно мало. Мне тебя всегда мало, мне тебя всей мало. Мне бы хотелось расплавиться, чтобы ты вся была во мне, внутри меня, со мной, чтобы быть уверенным в том, что я уже больше никогда тебя не потеряю. И именно сейчас я слышу свадебный марш. И одновременно, снова, твои слова: «Я наслаждаюсь, наслаждаюсь только с тобой, любимый». Люди все входят и входят в церковь, а я вижу ее последний взгляд, голубые глаза, которые умоляют: «Прошу тебя, не наказывай меня, не наказывай нас снова, не женись, давай уедем, ты и я, с нашим сыном, не будем снова губить наше счастье…»

Похоже, музыка звучит громче; люди занимают места, церковь наполняется. А потом я вижу, как из сияющего огнями притвора под руку с отцом выходит Джин. Она улыбается. Она прекрасна в белом платье с открытыми плечами и длинной вуалью. Ее счастье ошеломляет меня, подавляет, избавляет от всяких сомнений, от малейшей неуверенности. То была всего лишь богатая девушка из эскорта, последний перепих, мальчишник с морем шампанского и желанием развлекаться. А вот это, наоборот, – твоя жизнь. Джин продолжает идти мимо людей, улыбается, она довольна. Музыка кажется почти оглушительной, и все великолепно. Теперь я в состоянии ответить на тот вопрос, на котором все так настаивали: да, я счастлив. Я очень счастлив. По крайней мере, это именно то, в чем я хочу быть уверенным.

У выхода из церкви нас встречают каскадом рисовых зерен и лепестков роз, белых и красных. Люди аплодируют и смеются, и все становятся в очередь, чтобы поздравить новобрачную, а некоторые – и меня. Парни из «Будокана» обнимают меня один за другим, а потом приходит и Ренци.

– Ну, я по-настоящему счастлив за тебя. Мне кажется, все это очаровательно, лучше, чем в сериале…

– Тогда будем надеяться, что его будут смотреть!

Он смеется и отходит в сторону. Подходят другие люди, родственники, друзья Джин, друзья моих родителей. Приветствуя всех их, я думаю, что обычно сериал смотрят тогда, когда он трагичен. Что будет в следующих сериях? А потом я думаю, что с большим успехом прошел и комедийный сериал «Семья Чезарони», и успокаиваюсь. Амендола и все остальные вызывали у зрителей смех, так, может, и нам удастся пожить весело.

– Эй, любимый, с тобой все в порядке? Нам не удалось перемолвиться и парой слов…

– Ну почему же? Вообще-то я сказал: «Да, я хочу взять ее в жены».

Мы смеемся и целуемся.

– Ты доволен?

– Очень.

Но нам не удается больше ничего сказать друг другу, потому что нас практически похищает съемочная группа.

– Пойдемте с нами, я видел потрясающие ракурсы! Надо успеть до заката!