Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вернулся к дому. Где-то там должен прятаться Ной Гусиньский. Ну, или его следы. Если он там, я его возьму. Тихо сунул руку за пазуху, нашарил гильдейский знак, перевернул его обратной стороной вперед, чтобы замкнуть на себе охранные контуры. Несколько раз встряхнул левой рукой, складывая пальцы для магической атаки. Мне уже приходилось брать упыря, и я был уверен, что справлюсь.
В приоткрытые ворота пришлось протискиваться боком, втянув живот. Растолстел ты, Згашик. Возраст? Или просто в Колледже так хорошо кормят?
Двор был как двор – заросший, заброшенный, замусоренный. Две яблони разрослись так, что переплетались ветками. Недавно выпавший снег частично растаял, и тут и там виднелись его пятна, прикрывая толстый слой опавшей листвы и прошлогоднего бурьяна. Тут и там торчали какие-то палки, доски, разломанная хозяйственная утварь.
Дверей было две. Одна – на высоком покосившемся крыльце, другая внизу, в полуподвале. И там…
Оттуда тянуло жизнью. Я, некромант, это почувствовал сразу. Человек прятался там.
Денек выдался прохладный, но я вспотел. Если Ной не сбежал, он наверняка затаился за порогом и готов к обороне. А я тут, на открытом пространстве, отличная мишень. Кидай – не…
Упал.
Я упал. Лицом вниз, ударившись ладонями и грудью о гнилые яблоки, скрытые под бурьяном. Перед носом оказалась доска с торчащим из нее гвоздем. Еще бы на полвершка ближе и правее – и…
Оцепеневший, я не сразу сообразил, что меня толкнуло на землю. Атакующие чары. И сбила меня с ног моя собственная аура, нацеленная на защиту. Волна атаки прошла надо мной, обрушившись на дверь.
Сзади!
Не раздумывая, бросил свое тело в сторону, прокатившись кубарем. В прыжке-кувырке отмахнулся зажатым в кулаке ножом, вспарывая чуть было не упавшую на меня сеть. Так ловят упыря. Хороший бросок. Только я-то проворнее!
Успел вскочить и, не распрямляясь, ударил в ответ. Аналогичная «сеть» устремилась в сторону покосившегося забора. Там на первый взгляд никого не было, но, активировав некромантское зрение, заметил серую тень. Хороший мальчик. Замаскировался. Но не выдать себя он не мог.
И, конечно, у него сдали нервы. Ведь он был уверен, что никто не увернется от такого удара в спину. Ага! Никто, кроме Супруга Смерти, у которого чуть больше удачливости, чем у обычного человека.
Стремясь увернуться от летящей в него «паутины», мой противник метнулся в сторону, прячась за яблони. На несколько секунд он потерял концентрацию, и я метнул в дерево нож, вкладывая в него весь заряд магии смерти.
Яблоня умерла мгновенно. Откатом меня сбило с ног и чуть-чуть протащило по земле, а превратившееся в труху дерево рухнуло прямиком на беглеца, погребая его под собой. Сверху тяжело упала «паутина».
- Стоять!
Собственно, это все, что ему оставалось. Из-под завалов трухи он еще мог выбраться быстро, но «паутина» упала вовремя и спеленала по рукам и ногам. Он мог только извиваться, и отплевываться от попавшей в рот яблоневой коры и пожухлой листвы.
Спина болела так, что вставал я долго, кряхтя, как старик. Судя по всему, с курткой придется распрощаться. Это не добавило мне настроения и, проковыляв к груде трухи, я мрачно пнул ногой обездвиженное тело:
- Добегался, Гусиньский!
Он никак не отреагировал – «паутина» парализовала не только его тело, но и разум. Странно. Обычно на разум-то она и не действует – у упырей разума нет, и это заклинание специально разрабатывалось таким образом, чтобы не причинять лишнего вреда как раз {разумным} существам. Что же случилось?
Вот я дурак! Конечно, случилось! Торопливо присел рядом с телом, ощупывая его ауру. Вот оно! Те же самые чары подчинения. Он подавляли разум студента, и в критический момент просто «схлопнули» его сознание. Как ни печально осознавать, но пока Ной не мог меня слышать, и тем более, отвечать на вопросы. А значит, допрос откладывался на неопределенный срок – по крайней мере, до того момента, пока его не осмотрит экзорцист. Ну, и хороший целитель заодно.
Но главное было сделано – подозреваемый в убийстве княжича Измора Претич-Дунайского найден. А это значит, что Динку не имеют права допрашивать и, тем более, пытать, пока не получат от него показаний. Если он признается, девушку отпустят. И только если парень будет запираться…А ведь он не будет запираться! У меня есть парочка свидетелей. Во-первых, Торвальд Осберт, а во-вторых, душа Дануси Будрысайте. Души лгать не могут. Одного ее свидетельства будет достаточно.
- Вот что, приятель, - сказал я. – Ты мне… нет, не «не нравишься». Ты мне просто безразличен. А вот Динка… она моя… она мне как сестренка или племянница. Даже больше, чем сестренка. И я сделаю все, чтобы ее вытащить из беды. Даже если придется врать и подставлять других. А ты… ты сам виноват. Ты и тот, кто направил твой кинжал на княжича Измора. Так что, извини, но в Колледже тебе больше не учиться. А вот чем ты будешь заниматься остаток своей жизни – и каким он будет, этот остаток, длинным или коротким! – решать не мне. Я свое дело сделал!
Болтая, я накинул на неподвижное тело парочку дополнительных «крепежных» заклинаний. В Колледже такому не учат и в учебниках в главе «Нейтрализация упырей» о них даже не намекают. Это знание доступно только инквизиторам и действует только на тех, у кого есть магические способности. Они не просто блокируют магию. Они подавляют само желание магией пользоваться. «Закрепленная» ведьма, например, в растерянности будет стоять перед котлом, в котором кипит волшебное зелье и пальцем не шевельнет, даже чтобы до него дотронуться. Самое большее – дрова подложит, чтобы пламя не гасло. Но это так, к слову.
Покончив с делом, я подцепил бесчувственное тело под мышки и выволок на улицу. Прислонил к углу дома, озираясь по сторонам и переводя дух. Одному мне его нипочем не дотащить. Где эта городская стража, когда она так нужна?
Порванная куртка не грела совершенно. Первый же порыв ветерка забрался под нее, холодя спину. Мокрые штаны тоже тепла не добавляли. Надо было двигаться, чтобы не простыть. Эх, была ни была!
Присев на корточки, кое-как взвалил на себя бесчувственное тело и, с трудом выпрямившись, поковылял по улице в ту же сторону, куда убежала девчонка. Тащить Гусиньского было тяжело. Шагов через двадцать я кулем свалил его на обочину