Рекрутинг (впрочем, такого слова тогда еще никто не знал) проводил лично Иван Ильич. В течение двух месяцев он каждый вечер посещал привокзальные шалманы и рюмочные, где вел долгие беседы с контингентом и даже заполнял на каждого кандидата отдельную анкету. Однако подходящий алкоголик никак не находился. Конечно, найти в тогдашней Москве Диогена, не понаслышке знакомого с жидкостью для мытья стекол или с изопропиловым спиртом, не представляло особого труда. Но вот отыскать человека, который, приняв четыреста граммов, не вывернул бы случайному собутыльнику все свои личные и семейные секреты, а также государственную тайну, если таковая имелась в загашнике, — не удавалось никак.

Леопольдыч сыскался в рюмочной у Курского вокзала. Тяпова этот немолодой дядька поразил тем, что был как две капли воды похож на артиста Джека Николсона, фильм с которым Иван Ильич недавно посмотрел в видеосалоне. Только Николсон, изображавший съехавшего с катушек писателя, был непоседливым, живым и подвижным, как ртуть, а посетитель рюмочной был угрюм и абсолютно спокоен. В то время как другие пьющие граждане дымили папиросами, махали руками и издавали звуки, сливавшиеся в нестройный матерный гул, Леопольдыч стоял в полном одиночестве, глядя в пространство неподвижными, как у удава, глазами и только раз в шесть минут (Иван Ильич проверял по часам) подливал себе в стакан граммов пятьдесят «Столичной». Когда у флегматика иссякла влага, Тяпов встал рядом с ним за столик, отвел полу плаща и показал изготовленную в «Тяпушке» бутылку с такой же столичной этикеткой. Мужик молча кивнул.

Тяпов разлил пойло по стаканам, произнес шутливый тост и сделал вид, что пьет.

Джек Николсон залил в утробу свою порцию и продолжал стоять молча.

— Ну как? — спросил Иван Ильич.

— На глазок разбавляли, — подал голос мужчина.

Говорил он хрипло и тихо, почти шепотом.

— А ты откуда знаешь?

— А чего тут знать? Тридцать три и пять, гидролиз, вода из батареи.

Иван Ильич тихо ахнул. Это была истинная правда: спирт он по дешевке прикупил на гидролизном заводе; воду, что греха таить, брал прямо из радиатора парового отопления; разбавлял на глазок, а крепость раствора сегодня утром сам замерил спиртометром. Получилось тридцать три и пять десятых градуса.

Тяпов простоял с гением дегустации до закрытия заведения, непрерывно подливая и так же непрерывно осыпая молчуна вопросами. Леопольдыч пил все, что наливали, а из вопросов удостаивал ответом только те, которые имели отношение к составу и воздействию употребляемых в данную минуту напитков. На вопросы о своей биографии или о планах на будущее он просто не отвечал. Похоже было, что Леопольдыч, подобно некоторым индейцам Южной Америки, жил только в настоящем времени, а настоящее определялось тем, что в данную минуту занимало его пищевод.

Самородок был приглашен на работу в «Тяпушку», и в дальнейшем Ивану Ильичу ни разу не пришлось пожалеть о своем выборе. Леопольдыч оставался с шефом и в период ООО «Тяпка», и во времена ЗАО «Тяпа», и в эпоху «Тяповских мануфактур». Он дегустировал все продукты, которые производил сначала лично глава холдинга, а потом и его креативщики. А когда возник научный отдел, Леопольдыч чрезвычайно заинтересовал тех сотрудников, которые еще не совсем порвали с фундаментальной наукой. Профессора потихоньку тестировали его новейшими моющими средствами, одеколонами, лосьонами, зубными эликсирами и антистатиками, не говоря уже о классических денатурате и политуре. Но Леопольдыч выжил и не изменил своего химического состава. Как установили тяповские доктора, он представлял собой удивительную аномалию в мире живой природы: кровь Леопольдыча давно переродилась и состояла на 56 процентов из алкоголя и продуктов его распада.

Тяпов питал к Леопольдычу особые, почти человеческие чувства. Старик был единственным сотрудником корпорации, который обращался к грозному боссу на «ты» и, если это было нужно для дела, говорил ему правду. Иван Ильич даже хлопотал о присвоении Леопольдычу звания заслуженного дегустатора-испытателя, для чего было нужно сперва ввести такое звание в российской Федерации. К сожалению, взяткоемкость соответствующего указа оказалась слишком велика, и Леопольдыч получил только медаль «Ветеран труда». Эту медаль он всегда носил на своем черном форменном пиджаке без знаков различия.

Леопольдыч вошел в кабинет и остановился у двери, глядя прямо перед собой в пространство.

— Старина, ты уж меня извини, — обратился к нему Тяпов. — Мы тебя, наверно, с постели подняли?

Вопрос относился к прошлому, и потому ответа не последовало.

— Тут очень важное дело имеется. Вот, погляди на эту муть. Пойло изготовлено с помощью аппарата самого Менделеева. Видишь?

— Ну, — сказал Леопольдыч.

— Тут целая история, я тебе потом расскажу. раздобыли менделеевский аппарат и к нему еще набор черт знает каких веществ. А что получилось — непонятно. Доктора говорят, что пить это дело вредно. В больших дозах летальный... Ты как? Примешь рюмочку?

Леопольдыч подошел к аппарату, взял мензурку и с минуту разглядывал ее на свет.

Потом он понюхал собакинский эликсир — и вдруг поморщился.

Мурка и Усов переглянулись: никогда раньше им не приходилось видеть, чтобы старик проявлял столь бурную реакцию.

Леопольдыч закрыл глаза, открыл рот и аккуратно влил в себя все содержимое мензурки.

Тяпов вскочил с места и подбежал поближе.

Внешне ничего особенного не происходило, но Маше показалось, что по лицу чудного старика разливается какое-то скрытое сияние — как у того же Николсона в фильме Кубрика после стакана бурбона.

Но может быть, это был всего лишь эффект освещения.

Минуты две Леопольдыч молчал.

— Ну! — не выдержал Тяпов. — Что там? Не томи!

Великий дегустатор медленно разлепил губы и тихо ответил:

— Короче, Ваня, не дури. Летального ни у кого не будет, продукт безопасный. Но и пить это пойло народ не станет. Аппарат уничтожь, а остатки вылей куда-нибудь. Только не в нашу речку.

С этими словами старик повернулся и вышел из кабинета.

— Слышала? — спросил Тяпов у Мурки.

— Да, но это ведь может быть неправильный состав! Тут очень важна дозировка...

— Старик врать не будет, — веско сказал глава холдинга. — Я ему верю больше, чем самому себе. Если Леопольдыч сказал — народ пить не станет, то значит, не станет. Ни разу он не ошибался.

Маша была в отчаянии.

— Иван Ильич, расспросите Костю! Он один все понимает!

— А чего расспрашивать?

— Ну вы же его на работу хотели взять! И Петю, то есть Петра Алексеевича, тоже... Они все объяснят! Все сделают...

— Ладно, не реви. Поговорю с твоими химиками. Усов, убери-ка все это добро подальше и приведи гостей из пятого апартамента. А ты, Маша, спрячься пока вон туда, за шкаф.