ней и раньше такое водилось.

Я постучал по виску.

— Что водилось? — осторожно спросил Роман.

— Странное. Она, например, сестру свою уговорила.

— Куда уговорила? — не понял Роман.

— Под поезд. Этот дом, в котором мы живем, раньше они в нем вместе жили, а теперь Снаткина одна. А сестра ее была красивая, да только как-то раз под поезд бросилась…

— Правда, что ли? — испуганно спросил Роман.

— Нет, конечно. Но ты поверил.

— Я не совсем поверил…

— Но мог бы?

Роман кивнул.

— Это называется уездное бешенство, — пояснил я. — Рэднек-синдром.

— Что?

— Пасторальный невроз, кукуйский амок, мухосранские обсцессии, много терминов. Но суть одна. Городской житель приезжает в маленький городок, живет в нем некоторое время, а потом начинает примечать пугающие странности. Местные не так просты, как хотят казаться, местные что-то скрывают, слишком часто топят бани и вечером ходят под окнами. Местные в этом пространстве постоянно живут, у них иммунитет. А постороннего человека может жестко плющить. Вот Хазина, например, тоже накрывало. Но с тобой что-то… быстро… потек кукухой. Поздравляю…

— А сам-то ты? — спросил Роман. — Сам ты ничего упорно не замечаешь?

Вышли к островку голубики, ягод, впрочем, еще не было.

— Я устал, — сказал я. — Последние недели… не самые легкие выдались. Видимо, вспышки на солнце, я всегда на них плохо реагирую…

— Вспышек не регистрировалось, — заверил Роман. — Про вспышки в газетах предупреждают, никаких вспышек.

— Ну, может… озоновый слой… Выгорание.

Озоновый слой истончился и пропускает больше радиации, чем в состоянии переварить мой организм, от этого кипит подкорка, надо попить травки. Зверобоя или, может быть, мяты, чаги, безусловно. Выгорание, однако.

— Тебе не кажется странным, что тебя укусила мышь — и ты три дня провалялся без сознания? Разве это нормально?

Я сорвал несколько листочков голубики и пожевал. Вся польза черники, брусники и голубики в листах, а не в ягодах, но на вкус все эти листы — дрова дровами, как пенопласт.

— Меня не кусала мышь, — поправил я. — Она Хазина укусила, ты же сам видел.

— Вот именно! — подтвердил Роман. — Тебя не кусала, но в больнице тебя продержали. Зачем? Что случилось в эти три дня, пока тебя не было?!

Послышался свист. Направление то же, но сам звук чуть ближе. Ближе. Голубика хуже черники. Но если в пирог, то наоборот. Голубика с брусникой, а сверху сахаром посыпано, самый лучший пирог.

— Я не знаю, что случилось, — сказал я. — Я без сознания был.

— А я в лесу был, я тоже не знаю…

— Надо с Хазиным пообщаться, — сказал я. — Он должен лучше знать, ты говорил, что он в мэрии был.

— А еще мне кажется, что за мной следят, — не услышал Роман.

Роман огляделся. И я не удержался. В лесу было пусто, где-то наверху шумел ветер, никого.

— Зачем кому-то за тобой следить? — поинтересовался я.

С Хазиным действительно надо поговорить, куда он делся вдруг? Я хотел еще вчера с ним побеседовать, после того как к Снаткиной заселился, но вчера я на самом деле устал, ноги не мог оторвать. Вернемся, найду Хазина, он наверняка знает…

— В этом городишке происходит черт-те что. Тебе не казалось, что за тобой следят?

— Рома, тебе надо попить чаги. И с мятой. Кому нужно за тобой следить?!

— Кто знает…

Снова свистнули, теперь чуть ближе. Роман дернулся и стал всматриваться в лес.

— Что еще? — спросил я.

— Свист не такой! — прошептал Роман. — Не из свистка!

Я прислушался. Свист действительно необычный, скорее не свист, а гудение, и гудение это медленно приближалось к нам. Вроде как…

— Рома, возьми себя в руки…

Но Роман выхватил топорик, остановился и принялся озираться.

— Рома!

Свист на самом деле звучал, пожалуй, слегка угрожающе, так что мне самому захотелось вооружиться камнем.

— Рома, а ты как питаешься? — спросил я.

— В кафе…

— А у Снаткиной питаешься?

— Чай пью…

Свист приближался. Такой глиняный, будто в глиняную сопелку кто дудел. Дремучий свист.

Роман озирался, сжимая топор.

— Лучше спрятать, — посоветовал я.

— Почему это?

— Так они будут знать, что ты знаешь, и станут действовать осмотрительнее.

Роман засунул топор за пояс.

— Лучше нам не останавливаться, — сказал я.

— Да, точно…

Пошли дальше.

— А про Снаткину… ты точно пошутил? Про поезд? — спросил Роман.

— Она странная…

— Она всегда странная, — сказал я. — Не обращай внимания, скоро отпустит.

— Когда меня выселили, я по улице шел… а она навстречу…

— Я же говорю — она всегда такая. Куда бы ты ни шел — всегда встретится. Сущность такая. А на квартирантов у нее чутье, у нее все время какие-то агенты жили.

— Агенты?

— Снабженцы, — уточнил я. — Закупщики всякие, кооператоры и заготовители.

— От нее… пахнет еще…

— Ментолом, — сказал я. — У нее всегда в карманах вьетнамский бальзам.

— От всего? — иронично осведомился Роман.

— Нет, от кладбищенского.

Роман достал бутылку и стал пить.

— Снаткина похороны любит, — сказал я. — Старушки вообще это дело уважают, а Снаткина так особо. Редкие похороны пропускает.

— Зачем?

— Ненавидит местных. Приходит плюнуть на их могилы саркастической желтой слюной. Ее родственники уже много раз гоняли.

— Ты шутишь?

Я хотел сказать, что в некоторых условиях шутка может быть одновременно и шуткой, и правдой.

— Нет, — сказал я.

— А мазаться-то зачем?

— Гигиена. Если часто на кладбище ходить, начинает казаться, что от тебя… пованивает. Вот она и мажется.

Метрах в тридцати прямо перед нами из-за сосны выступил водитель автобуса. Свистнул. Свисток испорченный, похоже, в полноздри. Помахал рукой.

— Вы куда пропали? Свищу вам свищу…

Он снова свистнул.

Не похоже на прежний свист.

— Ищем, — ответил Роман.

— Ищем, — подтвердил я.

— Все, сворачивайтесь, — водитель плюнул вбок. — Дождь собирается.

И указал на небо.

— Какой дождь? — спросил Роман.

— Проливной, — ответил водитель. — По рации передали. Скоро и начнется.

— Так не похоже на дождь… — Роман понюхал воздух. — Сухо же.

— Да где сухо, Кужбал давно залило, к нам идет. Возвращаемся к автобусу, а то через полчаса не выедем, все торфы развяжет…

— Мы еще походим, — сказал Роман.

Водитель посмотрел на нас с любопытством.

— Да, мы еще походим, — повторил Роман. — Мы же на поиски приехали, вот и поищем.

— Вы чего, мужики, не слышите меня, что ли? — водитель улыбнулся. — Ливень приближается. А до города пятнадцать километров.

А от водителя пахло хлебом, наверное, умял целую буханку.

— Мы походим, — сказал я. — Поищем еще.

— А где я вас потом искать стану? — раздраженно спросил водитель.

— А чего нас искать, мы и сами выйдем, — заявил Роман.

Водитель смотрел то на меня, то на Романа. Но не с удивлением, а с досадой.

С досадой. Ему-то какая разница…

— Не пойму… — водитель облизался.

И огляделся.