Валентин проглотил ругательство, которым собирался проклясть безрассудство Аджатасутры. Он смотрел на старика. Возможно, родственника. Скорее, судя по простым одеждам, старик был верным слугой. Быстрые действия Аджатасутры, сохранившего человеку жизнь, — и то необязательно, потому что бил наемный убийца все-таки по голове — не исключено, избавят их от проблем в будущем.

Внутри фургона кричала женщина. Валентин пригнулся и вошел, держа оружие наготове. Аджатасутра на мгновение задержался, чтобы оценить, как продвигается сражение между кушанами и йетайцами. Затем, тихо хрюкнув от удовлетворения, последовал за Валентином внутрь.

— Кушаны должны скоро закончить, — весело сообщил он. — Я думаю, что мы потеряли только четверых. Лучше, чем я ожидал.

Затем, увидев собранную позу Валентина, Аджатасутра напрягся. Он, на самом деле, не видел практически ничего, потому что ему мешал катафракт. Все, что мог разглядеть Аджатасутра, — это молодая служанка, скорчившаяся в одном дальнем углу и вопящая от ужаса. В то мгновение, когда его глаза встретились с ее, крик резко прекратился. Совершенно ясно, что ужас девушки просто вышел за пределы крика.

Скорчившись в другом углу, сидела одетая в дорогие одежды маленькая девочка. Дочь Шанги, судя по всему. Ее лицо было таким бледным, а глаза — такими круглыми, как бывает только у шестилетней девочки. Но в целом она, казалось, держала себя в руках. По крайней мере, она не кричала, как служанка.

Но что там перед Валентином? Аджатасутра никогда не видел катафракта настолько готовым к смертельной схватке — он был наготове, как мангуст перед боем с коброй. Очевидно — Аджатасутра не предусмотрел такую возможность — госпожа Шанга взяла с собой одного из самых способных воинов мужа в качестве личной охраны.

— Уводи его в одну сторону, — прошипел Аджатасутра на греческом. — Я зайду с другой.

Валентин начал что-то бормотать. Затем, подчинившись приказу Аджатасутры, он, нервно посмеиваясь, воскликнул:

— Хорошо! Ты решай, как с ним разобраться, ты гений!

Когда Валентин прекратил загораживать дорогу, Аджатасутра наконец смог рассмотреть весь фургон изнутри. Госпожа Шанга, полная седая женщина с некрасивым лицом, сидела на большом диване. Она держала на коленях и крепко прижимала к себе четырехлетнего мальчика.

Перед ней, ровно между матерью и Валентином, стоял последний из детей Шанги. Это был двенадцатилетний мальчик. Аджатасутра знал, что его зовут Раджив и что большой перерыв между ним и двумя младшими детьми вызван тем, что двое других умерли в младенчестве.

Но он не знал…

…хотя ему следовало предположить…

— Великолепно, — пробормотал Валентин. — Просто великолепно. Ты уводишь его в сторону, а я зайду с другой.

Внезапно катафракт выпрямился и резким — почти злобным — движением убрал меч в ножны. Мгновение спустя исчез и нож.

Теперь Валентин скрестил руки на груди и спокойно облокотился о стену фургона. Затем заговорил на ясном и четком хинди:

— Я один раз уже сражался против отца этого парня, Аджатасутра. И одного раза мне хватило на всю жизнь. Поэтому ты можешь убивать мальчишку, если захочешь. Ты можешь проводить остаток жизни, беспокоясь, не явится ли за тобой Шанга. Я не идиот.

Аджатасутра уставился на мальчика. Раджив держал в руке меч и стоял в боевой стойке. На самом деле очень умело, учитывая его возраст.

Конечно, уверенность парня не очень-то удивляла, теперь, когда Аджатасутра об этом подумал. В конце концов, он был сыном Раны Шанги.

Аджатасутра пытался придумать, как разоружить парня, не причинив ему вреда, когда Раджив сам решил его проблему. Как только Валентин закончил говорить, мальчик скривил губы. И это была очень взрослая усмешка.

— Если бы ты, бандит, на самом деле сражался против моего отца, то сегодня ты был бы мертв. — Двенадцатилетний мальчик плюнул на пол фургона. И это получился достаточно хороший плевок. Он произвел впечатление на Аджатасутру. — Только два человека выступали против моего отца в поединке и выжили, чтобы потом об этом рассказывать. Первым был великий Рагунат Рао, Пантера Махараштры. Вторым…

Он замолчал. Затем впервые после того, как Аджатасутра увидел мальчика, глаза Раджива утратили выражение опытного мастера меча, готового начать схватку в любую секунду и потому смотрящего на всех противников сразу, и остановились на лице Валентина.

Глаза округлились. За спиной мальчика вскрикнула его мать. Аджатасутра не мог сказать, выражал это звук страх или надежду. Возможно, и то, и другое.

— Ты в самом деле Мангуст? — спросил Раджив чуть ли не шепотом.

Валентин улыбнулся, и улыбка изменила его худое лицо. Немножко неудачно, как подумал Аджатасутра, поскольку более мирно катафракт выглядеть не стал, скорее наоборот.

Но затем, действуя быстро и легко, Валентин снял шлем и опустился на одно колено перед мальчиком. Казалось, он совершенно не замечает острого лезвия в нескольких дюймах от собственной шеи.

Валентин поднял голову и расправил жесткие черные волосы.

— Ты все еще можешь увидеть шрам, — сказал он тихо. — И можешь пощупать, если хочешь.

Раджив немного опустил меч. Затем медленно, явно колеблясь, он вытянул вторую руку и провел пальцами по голове Валентина.

— Это большой шрам, — сказал он удивленно. Теперь мальчик говорил тоном, более подходящим его возрасту

Наконец к разговору подключилась его мать — после того, как откашлялась.

— Мой муж всегда говорил, что Мангуст — человек чести. И определенно не бандит и не головорез.

Аджатасутра с облегчением вздохнул и убрал в ножны кинжал.

— И это так, госпожа Шанга. И то же самое можно сказать обо мне и людях, которые прибыли с нами. Я приношу извинения, что мы убили или ранили сопровождавших вас раджпутов. Но у нас не было выбора.

Упоминание об этих людях заставило Аджатасутру заметить, что весь шум за пределами фургона прекратился. Сражение кончилось.

Доказательство пришло немедленно. Производя очень мало шума, Куджуло просунул голову внутрь фургона.

— Все йетайцы мертвы. Мы сейчас прогоняем трусливых возничих с повозок. Пока убили троих. Мы подумали, что стоит оставить в живых двух-трех человек.

Аджатасутра кивнул.

— Если прогоните их на нужное расстояние. Достаточно близко, чтобы увидели, как горит караван, но слишком далеко, чтобы рассмотреть детали.

— А что там с охранником? Он никогда больше не сможет пользоваться одним плечом — по крайней мере, в полную силу, — но выживет, если мы обработаем ему рану. И то же самое старик.

Аджатасутра колебался. Он не планировал тащить с собой тяжелораненых. Но увидев, как Раджив снова напрягается, решил, что альтернатива еще хуже. Совершенно определенно, что сын Шанги — и, вероятно, его мать, будут сражаться, пытаясь спасти своих ближайших слуг.